Современная поэзия, стихи, проза - литературный портал Неогранка Современная поэзия, стихи, проза - литературный портал Неогранка

Вернуться   Стихи, современная поэзия, проза - литературный портал Неогранка, форум > Гости из других санаториев > WWW Проза


Ответ
 
Опции темы

Волчица, ©Мария Гринберг

Старый 23.01.2010, 18:29   #1
Старший эпидемиолог
Администратор
 
Аватар для chajka
 
Регистрация: 24.03.2007
Адрес: Israel
Сообщений: 13,092
Записей в дневнике: 8

Волчица, ©Мария Гринберг


Рассказ не мой - сразу предупреждаю


Опытная разведчица, Инна, по оперативному псевдониму – «Волчица», уже в шестой раз вылетала на территорию, оккупированную врагом. Но впервые ей поручили столь серьёзное задание.

Так рассказывает об этом школьный учебник истории:

«…Ставка Верховного Главнокомандования назначила день и час решающего удара. Одновременно с началом наступления на фронте рассредоточенные в лесах партизаны должны были атаковать железные дороги в тылу врага, сковав его резервы. Успех операции во многом зависел от внезапности и согласованности действий партизанских отрядов, управляемых с единого командного пункта…»

Туда, на командный пункт, скрытый в гуще лесов, накануне операции направлялась Инна – офицер связи, координатор действий отрядов.

Глухой дождливой августовской ночью маленький самолёт пересёк линию фронта. Через двадцать минут Инна шагнула в люк. Влажно ударил в лицо тугой воздух. Отсчёт секунд свободного падения, рывок раскрывшегося парашюта. Светлее непроглядно-чёрного неба, надвигалась затянутая туманом земля. На проплешине в колючей щетине ельника прокололи мыльно-серую пелену, мерцали три огонька. Там ждали, зажгли костры на поляне.

Чмокнула под ногами болотина – Инна опустилась в центр огненного треугольника. Едва успела расстегнуть лямки парашюта: в свете костров появились тёмные силуэты, Инна ступила им навстречу, пытаясь разглядеть знакомое лицо. На неё бросились внезапно, повисли на плечах, выкручивая руки и сжимая горло, рвали с пояса пустую кобуру. Инна растерялась на мгновение, но тренированное тело уже действовало само. Тяжёлым прыжковым ботинком – назад, в колено. Локтем в пах, захват, бросок, подбивом ломая хребет. Выхватив ТТ из внутреннего кармана, Инна выстрелила в упор, прыгнула через падающего и побежала между двух костров. Словно вспышка молнии, ослепила боль – автоматная очередь полоснула по ногам, разбила лодыжки. Земля опрокинулась, ударила в висок…

…Сознание вернулось, но Инна не торопилась открывать глаза. Первое чувство – тошнота и тупая мозжащая боль в простреленных ногах. Тупая… значит, раны обработали и перевязали, вероятно, вкололи обезболивающее… Не тепло и не холодно, ветра нет… не на открытом воздухе, в помещении… Запах табачного дыма… сигареты… Звук шагов, приглушённое покашливание… она не одна. Осторожно, незаметно напрягая мускулы, Инна прислушивалась к своим ощущениям. Она сидела, в странной напряжённой позе, на чём-то жёстком. Невозможно пошевелиться, трудно даже вздохнуть – всё тело стиснуто твёрдыми острыми гранями.

– Ну что с ней? – низкий, с хрипотцой, женский голос, на чужом языке…

Будто пчела ужалила в шею. Тёплые сухие пальцы коснулись щеки. Инна открыла глаза. Над ней склонился пожилой мужчина, в пенсне, в белом докторском халате. Он держал шприц в правой руке и левой ощупывал лицо Инны.

– Она в порядке, – произнёс мужчина и отступил.

Намётанный взгляд разведчицы цепко фиксировал детали. Инна сидела в сколоченном из брусков узком кресле, прижатая к его спинке двумя металлическими скобами поперёк груди и живота. С неё сняли комбинезон, осталась в нижнем белье. Винтовые зажимы приковали к ручкам кресла её запястья и локти, к сиденью – колени. Горло сдавил жёсткий ошейник, Инна могла только двигать глазами. Оглядевшись, насколько возможно, она увидела часть небольшой тускло освещённой комнаты. Сводчатый закопчённый потолок, грязно-коричневые стены. Окно задвинуто изнутри железными ставнями, их прорезали узкие вертикальные щели-бойницы. В двух шагах слева – маленький столик на колёсиках. На нём лежали раскрытый планшет с картой, потёртый кожаный портсигар и коробка спичек, стояла фарфоровая пепельница, в ней – пара сигаретных окурков со следами губной помады.

– Спасибо, доктор, Вы свободны, – тот же голос позади. Шаги за спиной, звук захлопнувшейся двери. Невысокая женщина, прихрамывая, подошла сзади и остановилась перед Инной, косолапо расставив толстые ноги, обтянутые бриджами, заправленными в тяжёлые подкованные сапоги. Перетянутый чёрным ремнём с кобурой полынно-серый мундир плотно облегал полную фигуру, продетая в его петлю орденская ленточка лежала почти плашмя на высокой груди. Серые матерчатые чехлы закрывали погоны на плечах незнакомки – видно, приходилось бывать под снайперским огнём.

– Майор Линн Райхарт, – женщина коротко кивнула, улыбнулась. – Рада видеть Вас здесь.

Она говорила на языке Инны, медленно и чётко выговаривая каждое слово. Сидя, Инна оказалась всего на пару сантиметров ниже этой коротышки. Тяжёлая челюсть, мясистый крючковатый нос, близко посаженные круглые зелёные глаза – Линн напоминала сову. Трудно было определить её возраст, припудренное бледное лицо казалось совсем молодым, но возле уголков накрашенного тонкогубого рта залегли резкие складки, и в стриженых ёжиком рыжих волосах иглами блестела седина.

– Вам больно? Мои ребята невежливо обошлись с Вами.

Инна молчала.

– Впрочем, как я знаю, Вы в совершенстве владеете нашей речью? – Линн помедлила несколько секунд и продолжала на своём языке:

– Да, я знаю о Вас всё, Инна. Как Вы понимаете, я знала место и время Вашего приземления. Я знаю, что Вы офицер разведки, Ваш оперативный псевдоним – «Волчица», Ваше задание – подготовка нападения лесных бандитов на железные дороги. Всё, что мне нужно узнать ещё – координаты вашего командного пункта. Вас ждут там к шести утра, не так ли? То есть от места Вашего приземления до него не больше пяти километров, мы сейчас прочёсываем тот район, но это восемь тысяч гектаров леса, ночью… немного помогите нам, одна точка на карте – и всё будет в порядке. Мы вылечим Вас, доктор уверяет – Вы не только встанете на ноги, но и выйдете на беговую дорожку, Вы ведь ещё в университете были чемпионкой области по лёгкой атлетике? А я гарантирую Вам вполне комфортабельное содержание в плену. Вы даже сможете писать письма Вашей маме и маленькой дочурке… Тане.

Инна вздрогнула. Таня… кто здесь мог знать имя её дочери? Только…

– Да, – кивнула Линн. Большой рот растянулся в улыбке, но по-прежнему холодно и внимательно смотрели на Инну немигающие совиные глаза. – Дмитрий. Он передаёт Вам привет и надеется на скорую встречу. Пару дней назад он сидел в этом кресле, мы хорошо побеседовали. Как он любит Вас…

Инна стиснула зубы. Дмитрий?

…Они встретились чуть больше года назад. Инна обучала группу вчерашних школьников, готовила их к забросу в тыл врага. Она сама не понимала, что произошло тогда, как этот мальчишка – на восемь лет моложе Инны, ему едва исполнилось восемнадцать – смог так околдовать её, заставить забыть всё – гордость, дисциплину, субординацию, превратить холодную, жестокую к себе и другим Волчицу в наивную, безоглядно влюблённую девчонку? Всего две недели продолжалась эта невероятная неуставная любовь. Потом Дмитрия вместе с другими отправили на задание. Инне осталась Таня…

По законам военного времени беременность для разведчицы каралась как дезертирство, но Инна словно потеряла рассудок, пошла бы под расстрел, чтобы сохранить этого ребёнка. Она обманула медкомиссию, скрывала своё положение до последнего момента, беспощадно стягиваясь ремнями. Выручала литая фигура спортсменки, да и дочурка будто поняла опасность, лежала тихонько, норушкой свернулась за бронёй маминых мышц. Так же спокойно вела себя и под огнём – в ноябре во главе диверсионной группы Инна вылетала в тыл врага на очередное задание. Довелось ещё не рождённой Танюшке узнать и ночное десантирование, и изнурительное ожидание в засаде на мёрзлой земле, и короткий ближний бой, и отход через покрытое коркой льда болото. И на свет шутница-веснянка явилась быстро, по-военному, ночью начались схватки, а первоапрельским утром одной разведчицей стало больше. Только развёл руками начальник отдела – не отдал преступницу под трибунал, даже каким-то чудом смог дать ей недельный отпуск. Инна сама отвезла дочку к своей матери в деревню, нашла кормилицу, простилась с Танюшкой, верила – ненадолго, ведь скоро кончится война, все они будут вместе.

И сегодня она ждала свидания после долгой разлуки – именно Дмитрию доверили встретить её на месте приземления,… и, значит, он попался и рассказал им всё, предал, заманил в ловушку. Инна скрипела зубами, чтобы не взвыть от отчаяния. Собралась, подавила боль, вытесняя её холодной злостью.

«…Ну что ж, заплатишь за свою слабость. Ты не имела права ни на что человеческое, Волчица. Мальчишка, разве мог он выдержать? Вывернули наизнанку, рассказал даже о нашем ребёнке. Но он не знает координат КП, никто их не знает, кроме меня. Это конец, но ещё есть за что побороться…»

Инна взглянула Линн в глаза:

– Ничего ты не знаешь. И не узнаешь.

Линн нахмурилась.

– Я узнаю всё, что мне нужно. У меня нет времени на уговоры – но найдётся средство развязать тебе язык.

– Попробуй, – презрительно усмехнулась Инна.

Маленькая, с коротко остриженными ногтями, пухлая рука Линн оказалась неожиданно крепкой – она слегка сдавила горло Инны, потом погладила её по щеке.

– Думаешь, я буду ломать тебе пальцы? Нет. Я уже виновата, пришлось нарушить слово, которое я дала Дмитрию. Он так умолял не причинять тебе боли… Вздохни посвободнее.
chajka вне форума   Ответить с цитированием
Старый 23.01.2010, 18:33   #2
Старший эпидемиолог
Администратор
 
Аватар для chajka
 
Регистрация: 24.03.2007
Адрес: Israel
Сообщений: 13,092
Записей в дневнике: 8

Re: Волчица, ©Мария Гринберг


Щёлкнули замки, Инна ощутила, что ошейник разжался, теперь она могла поворачивать голову. Линн развернула кресло и подкатила его к окну, раздвинула тяжёлые броневые ставни. С высоты второго этажа Инна увидела тесный – шириной метров восемь – двор, окружённый каменными стенами, залитый ярким светом прожекторов с крыши. Недавно прошёл дождь, лоснится мокрый асфальт – и, ломкими призраками отражаясь в зеркальной чёрной бездне, напротив окна в ряд у стены стоят женщины. До смерти перепуганы – побледнели, дрожащие губы, слёзы на щеках. Прилипли к телу волглые ночные сорочки, растрёпанные волосы падают на плечи, забрызганы глиной босые ноги. Видно, несчастных вытащили прямо из постелей, пригнали сюда под дождём. Механически Инна пересчитала их – ровно двадцать. Две с младенцами на руках, восемь детей постарше прильнули к матерям… Под окном блестят каски. Шесть солдат в пятнистых маскировочных плащ-палатках выстроились шеренгой с правильными интервалами, изготовились к стрельбе, прижав к бедру наведённые на женщин автоматы. Стена за спинами пленниц на высоту человеческого роста обшита грубыми деревянными щитами – не оструганный серый горбыль, в коричневых засохших потёках и пулевых пробоинах. Много пробоин, все щиты как решето. Расстрельная стенка… не раз здесь косили людей автоматными очередями. Всё продумано, дерево, чтобы не было рикошетов.
Линн растворила оконные рамы, толкнула кресло Инны вплотную к окну. Пахнуло в лицо сыростью и паровозной гарью. Позади щёлкнул выключатель, свет в комнате погас, теперь она освещалась лишь прожекторами со двора. Затравленно уставились на Инну стоящие у стены. Высокий подоконник скрывал скованное тело, они видели только её лицо.

– Сегодня ночью убиты двое моих солдат, – сухо процедила Линн. – Ты знаешь наши военные законы. Я имею право расстрелять двадцать заложников, если убийца не найден.

– Но ведь меня нашли? – недоумённо вскинула на неё глаза Инна.

– Да, и ты ещё можешь спасти их – если ответишь на мой вопрос. Иначе…

Линн подкатила к окну столик, придвинула стул, села рядом с Инной. Она вынула из кобуры тяжёлый девятимиллиметровый браунинг, вставила обойму и положила пистолет на столик. Машинально Инна отметила на воронёной щёчке браунинга маленькую серебряную пластинку с гравировкой – именной, награда.
– У тебя минута на размышление, Инна. Потом я начну стрелять их – одну за другой, пока не услышу твоего ответа.
Линн сняла наручные часы и положила их перед Инной, достала из портсигара сигарету, прикурила, несколько раз затянулась, пристально разглядывая заложниц. Прошла минута.

– Ну что ж, смотри, Волчица. Это ты убиваешь их. Кто будет первой? Смотри-ка, и учительница здесь…

Да, учительницу можно сразу отличить среди заложниц. Худощавая, узколицая, на вид лет пятидесяти, даже здесь сохраняет привычную осанку, как перед классом, готовая ответить на любой трудный вопрос, с такой же привычной строгостью смотрит на открытое окно через большие роговые очки. В отличие от других, видимо, дали время одеться – строгий тёмно-синий костюм, белая, застёгнутая на все пуговицы блузка с отложным воротничком, светлые чулки и туфли. Чёрные с проседью волосы зачёсаны назад, стянуты узлом на затылке…
Линн взяла со столика браунинг. Ухоженный, смазанный, знакомо лёг он в короткопалую ручку – надёжное, безотказное боевое оружие. Лязгнул затвор, досылая патрон. Опершись локтем на столик, Линн неторопливо прицелилась. Учительница увидела направленный на неё ствол, вскрикнула, прикрываясь протянутой вперёд ладонью. Гулко стукнул в тесном колодце двора выстрел, отлетела, обожгла Инне щёку горячая гильза. Очки разлетелись стеклянными брызгами, женщина покачнулась, упала спиной на деревянный щит. Расплющил на досках её голову таранный удар разрывной пули-цветка, смятое, превратилось в кровавую маску лицо.

– Убили!
Отшатнулись, пронзительно взвизгнули стоящие рядом. Дёргающимися движениями марионетки расстрелянная ступила от стены, подломилась в коленях и рухнула ничком. Расселся надвое раскроенный череп, расползается из-под соскользнувшей вперёд аккуратной причёски густая, багрово-серая пузырящаяся масса. Трепещет в судорогах обезглавленное тело, скребут асфальт носки туфель…

– Видишь, я не шучу, – осклабясь нержавейкой зубов, кивнула на упавшую Линн. Стволом пистолета она указала на карту. – Координаты, две цифры. Даю тебе минуту на размышление перед каждым выстрелом. Думай, Волчица.

Да, эта убийца не шутит. Инна бешено рванулась – хрустнули кости, лопнула кожа на скованных запястьях, потекла кровь – но железные тиски держали прочно. Слёзы бессилия навернулись на глаза.

«…Я не могу ответить… Это невозможно… я должна умереть немедленно… проклятое сердце, почему я не могу остановить его…»

Линн задумчиво поигрывала браунингом. Стрелка бежала по кругу. Минута…
Стройная кареглазая девушка с полурасплетённой, водопадом струящейся до колен каштановой косой прислонилась к стене, обняв за плечи уткнувшуюся ей в грудь лицом коренастую пухлощёкую блондинку. Треплет взъерошенные вихры, нагнувшись, шепчет на ухо. Обе босиком, в белых ночных рубашках, совсем не похожи, но почему-то сразу видно, сёстры, и хоть сама растеряна, нервно подрагивая – ещё пытается держаться молодцом, не подать виду перед сестрёнкой всегдашняя верховодка, красотка-старшая… В склонённый висок целила ей Линн, но за миг до выстрела ощутила взгляд палача, спугнутой ланью встрепенулась лесная русалка. Отразила зрачок ствола колдовская глубь ореховых озёр… и выплеснула их из орбит боль… под скулу, в горло вонзилась пуля, вспорола трахею и сонную артерию. Алая тугая струя хлестнула младшей в лицо. Схватилась за рассечённую шею, цепляясь задравшейся рубашкой, сползает по доскам смертельно раненая – горячим липким ключом бьёт кровь между пальцев, синева удушья залила лицо… Отпрянула блондинка, обезумевшая, ослепшая, метнулась к солдатам… напоролась на рявкнувший огнём автоматный ствол. Отдалась от сдавивших двор стен короткая очередь, захлебнулся визг подбитого зайчонка – толстушка крутанулась волчком, с размаха ткнулась носом в асфальт. Расплылась студнем, перерубленная наискось от бедра к плечу, фонтанами хлынуло из рваных дыр в спине. Досадливо поморщась, навскидку снова выстрелила Линн. На этот раз метко. Распрямилась сестра – гибкая, колеблясь, как сбритая клинком лозинка. Упала, изломив руки. Пробито переносье, запрокинулся оттянутый тяжёлой намокающей косой расколотый лоб.

Ничего не понимая, оледенев, живые смотрели на трупы и убийц. Слёзы слепили Инну, но не было сил отвести глаза.

– Как ты, Волчица? – голос Линн звучал словно сквозь вату. – Тебе не дует из окна? Или, может, хочешь сказать что-нибудь? Нет?…
Затопила двор оглушённо-звонкая надрывная тишина… и врезался в неё, внезапно заставил всех содрогнуться детский плач. Проснулся младенец на руках одной из заложниц. Совсем юная, похожа на девочку-подростка, худенькая, чернокудрая. Не местная – смуглое тонкое лицо, заплаканные, дичащиеся, поблёскивают влажные угольки из-под бархатной завеси пушистых ресниц. Но одета по-здешнему, просторная белая рубашка с вышивкой, длинная, чуть выше щиколоток, юбка-запаска из небелёного домотканого полотна. Наверное, и не спала в эту ночь, не смыкала глаз у колыбельки? Как и все, оцепенела, но бессознательно ритмично покачивается, баюкая младенца, завёрнутого в лоскутное одеяльце, приникшего головёнкой к её плечу. Услышав плач ребёнка, таким же неосознанным, простым и нереальным среди этого давящего кошмара движением расстегнула пуговки на рубашке. Блеснула палевым шёлком кожи налитая тяжёлая грудь, утих, припав к ней, младенец, и словно оттаяло лицо матери, улыбнулась, доверчивое прикосновение маленького тёплого тельца прогнало страх. Похлопала ребёнка по щёчке, тихо говорит с ним на понятном лишь им двоим языке… не видит, как поднимается ствол браунинга, и как вокруг неё вдруг стало пусто – отводя глаза, отступают, овцами жмутся прочь.

Инна смотрела в лицо обречённой. Сколько ей – восемнадцать, девятнадцать? Чья-то дочка, чья-то любимая. Для этого крохотного живого комочка – мама, весь его мир. Вот она улыбается первенцу, забыла обо всём, кажется бессмертной, как сама святая материнская любовь, всемогущая дарительница жизни… и такая беззащитная под наведённым стволом, перед тупым обрубком свинца.

Одно слово, и она спасена. Инна до хруста стиснула зубы. Молчать…
На сантиметр выше соска, охваченного чмокающим ротиком – отшвырнул к стене, распластал на досках тоненькую смуглянку оглушительно грянувший выстрел. Стремительным броском кинулась к ней стоявшая в двух метрах девочка – светловолосая, в синей выгоревшей футболке и трусиках, перекинуты на грудь две тонкие косички – сдирая себе в кровь колени, у самого асфальта успела подхватить падающего малыша. Опять обиженно, призывно закричал он, тянется к маме… Вцепилась скрюченными пальцами в развороченную булькающую грудную клетку, царапая её ногтями, оседает у стены мама. Перекошено, изуродовано болью лицо, зияет чёрная яма разорванного беззвучным криком рта, блестят ровные, кипенно-белые зубы. Вздулась пузырём и опала холщовая запаска, поджались, втянулись под неё сбитые, в цыпках, девчоночьи ножки – мягко легла на бок, свернулась калачиком расстрелянная юная мадонна. Рассыпались, закрыли лицо упругие чёрные локоны. Будто долгим поцелуем прощаясь с жестокой чужой землёй, впилась оскаленным ртом в холодный мокрый асфальт. Тонет в дымящемся месиве вырванного лёгкого пропоротая зазубренным металлом обмяклая грудь, сочится, капает из соска, расплывается на красном молоко. Надрывается в крике ребёнок… Неумело обняв его, девочка поднялась на ободранные кровоточащие коленки, тронула щеку мёртвой, зовя её посиневшими застылыми губами… громко, навзрыд, заплакала, дрожа всем телом, обернулась к окну. Линн опустила браунинг на столик, грустно улыбнулась:

– Я просила Волчицу. Но она не пожалела твою маму, решила убить. Может, она пожалеет тебя?

Взглянула на Инну, и снова подняла пистолет, целясь в плачущих детей:

– Вспомни о своей Тане. Ровесница этому сиротке…

– Не надо!
chajka вне форума   Ответить с цитированием
Старый 23.01.2010, 18:35   #3
Старший эпидемиолог
Администратор
 
Аватар для chajka
 
Регистрация: 24.03.2007
Адрес: Israel
Сообщений: 13,092
Записей в дневнике: 8

Re: Волчица, ©Мария Гринберг


Вопль рвался из груди Инны, но намертво сдавлены остались её челюсти. Кричала девочка. С малышом на руках одним порывистым движением взлетела с колен лёгконогая белянка. Шарахнулась – вправо, влево, будто натыкаясь на невидимые стены, в узком людском коридоре, под нацеленными автоматами, под бессильно потупленными взглядами заложниц. Линн повела браунингом, выцеливая мечущуюся:

– А тебя кто учил брать чужое, шалунья?

…выждала, когда та повернулась к ней лицом:

– Нет! Ма…
Точный выстрел, сразу оборвался крик и плач. Вразлёт две тонких пшеничных косички – с перебитым позвоночником, исходя смертной дрожью, разметалась на асфальте школьница. Вдавлен в проломленную грудь разорванный пулей младенец.

– И ты – мать, Волчица? Жалко, что твоя Таня не здесь.

– Грязная тварь, – как в бреду, скрежетала Инна. – Наслаждаешься, убивая невиновных, трусливая гадина? Не сломаешь. Буду молчать.

Усилием воли закрыла глаза – но пронзили и смеженные веки, калёными стрелами впились, терзали взгляды смертниц.

«…нет тебе прощения… будь проклята, Волчица…»

Молотами била кровь в висках, пульс отсчитывал секунды, последние мгновения чьей-то жизни. Минута… две, но выстрела нет… Инна открыла глаза, оглянулась. Линн стояла у открытой двери, из коридора доносились возбуждённые голоса. Дверь захлопнулась. Линн обернулась с победной улыбкой:

– Я недооценивала своих ребят. Только что пришла радиограмма. Ваш командный пункт обнаружен и уничтожен.

Присела за столик, закурила, жмурясь от удовольствия – вот-вот замурлыкает рыжая толстая кошка. Сытым взором скользнула по заложницам.

– И что теперь делать с ними? Как ты думаешь, Волчица? Так, по-твоему, я гадина, грязная тварь… А кто ты?

Потушила окурок, поднялась:

– Внимание!

Электрическим разрядом стегнул пленниц окрик. Искры отчаянной надежды в глазах… Линн положила руку Инне на плечо и продолжала, медленно и чётко произнося слова чужого языка:

– Уважаемые дамы, сегодня ночью мы поймали эту шпионку, её зовут Инна Смирнова, по кличке Волчица. Она упрямилась сначала, но потом решила спасти себе жизнь и согласилась помочь нам. Благодаря ней мы разгромили бандитское гнездо в лесу. Она также показала мне своих помощников среди вас. Теперь мы покончили с нашими врагами, и всё в порядке. Вы пойдёте домой через минуту.

Женщины слушали – неподвижно, боясь перевести дыхание. Линн наклонилась к Инне.

– Хочешь крикнуть, что я неправа? – шепнула она. – Давай… Увидишь, как я перестреляю их всех, а потом зажарю живьём щенков. Но если ты промолчишь, так и быть, я отпущу их. Все узнают о твоём предательстве. Ну, решай, Волчица?

Линн взяла пистолет со столика.

– Я согласна, я молчу, – тихо простонала Инна. – Отпусти их…

Изумлённые, негодующие, вспыхнувшие гневом – властно притянули взгляд Инны серые как сталь глаза стоящей у стены молодой женщины. Рослая и широкая в кости, босая – будто вросли, слились с мокрым щербатым асфальтом давно забывшие про обувь крупные ноги селянки. Видно, сопротивлялась, жестоко избита, плечи в ссадинах и кровоподтёках, лоскутами располосована льняная сорочка. Распущены, упали ниже пояса волнистые светло-русые волосы, едва прикрывают большие груди, проглядывают, вишнёво темнеют острые соски. Мощные, круглые, как упрямо склонённые лбы бычков, колени, и обхватили их две маленькие девочки в коротких рубашонках, дрожат, тихо плачут… Молодица стояла поникшая, опустив перевитые набухшими жилами заскорузлые кисти на головы малышек, но, ужаленная словами Линн, рывком вскинулась. Словно грубо кованное из бронзы, опалённое солнцем, в кровь разбито скуластое лицо – и наотмашь резанули Инну беспощадные стальные лезвия из-под угрюмо насупленных выгоревших бровей. Соскользнули с белокурых головок раздавленные работой руки, палицами сжались чёрные бугристые кулаки. Инна вздрогнула, но не отвернулась. Пусть ненавидят, проклянут… только спасти их, молчать, рядом эта гадюка… зачем-то она отступает назад, в темноту… из-за плеча Инны сверкнуло пламя, рванул натянутые нервы выстрел, и вскрикнули одновременно, девочки – от испуга, мать…

– За что? – коченея, едва сдержала вскрик Инна.

…под вздох… ахнула, переломилась, зажимая ладонями навылет прорванный живот. Отпрянули, замерли дети. Маму… Нет, неправда… Вставай… и шатаясь, упершись босыми ногами в асфальт, выпрямляется мать. Затуманены болью серые очи, хлещет, растекается по доскам кровь, набрякла сорочка. Насмерть… но и пулей нелегко свалить двужильную деревенскую бабу. Неистово напряглась – батрачка, невольница, столько исходившая по поруганной порабощённой родной земле, словно сроднившаяся с ней, налитая её гневной мощью и жаждой возмездия. Качнулась, отрываясь от стены, и шагнула, разъярённой раненой медведицей пошла прямо на солдат. Разметались по крутым плечам волосы, тяжело вздымается грудь. Протянула окровавленные пясти – заломать, удушить…

– Ну и силища, – хмыкнула Линн. – Скот.

Дважды злобно тявкнул браунинг.

– Врёшь, ляжешь.

Окаменевшие, глядят девчушки. Брызнули кровавыми клочьями, осколками кости размозжённые колени мамы. Схватилась за дымный воздух, ещё пытаясь вцепиться в горло врагу – падает скошенная, во весь рост, грудью вперёд. Ударился о тесные стены тяжкий звериный вой:

– Ннеет!

Выгнулась, в корчах перекатилась на спину. Хрипит, раздирает на груди сорочку, бьётся головой об асфальт…

– Тебе жалко эту бешеную корову? А она бы растоптала тебя своими копытами, – жестяной смешок за плечом. – Такие не имеют права жить. И телят?… Нет. Пусть остаются. Хорошие свидетели, запомнят смерть своей мамы навсегда. И тебя, Волчицу, предателя и убийцу. Грязную тварь.

Вот оно что… месть за твои никчёмные, впустую брошенные слова? И всё рассчитано – выстрелы сзади, из темноты, а заложницы ослеплены прожекторами, поняли, что сама Инна застрелила непокорную. Больше не корчится русоволосая. Парализована, истекая кровью, протянулась навзничь, тяжёлым крестом разбросав руки. Очнулись от оцепенения – бросились к матери девочки, обняли, припали к груди.

– Мама! – вскрикнула младшая. – Тебе больно? Помогите!

Оборванная – борется, безнадёжно сопротивляется молодая могучая жизнь. Сокращаются в конвульсиях мышцы, отдают мозгу последнюю кровь, тщетно, лишь длятся муки. Пытается дышать, хватает воздух запёкшимся горячим ртом. Клокочет, колышется грудь, качает детей. Но отвернулась от них умирающая. Виском вдавилась в асфальт. Корневищами вздулись жилы на шее:

– Не смотрите… Убита.

Захлебнулась хлынувшей бурой рвотой. Умолкла – грызёт, рвёт зубами чёрные шматки губ.

– Да, маме очень больно.

Шагнув к окну, с брезгливой усмешкой свысока Линн глядела на бьющуюся в агонии мать, на детей, рыдающих на её груди.

– А вы смотрите, запоминайте всё. У вас была непослушная мама, Волчица решила наказать её, и дать вам урок, – Линн повернулась к Инне. – Но хватит, Волчица. Она не будет больше.

– Вальтер! – один из солдат обернулся и, щёлкнув каблуками, вытянулся перед Линн. Совсем подросток, видно, последнего призыва. Прыщавая мордочка под низко надвинутой каской, едва пробились ржавчиной усики, и оружие-то сжал ещё неумело, робко, будто взял поиграть без спросу. – Помоги ей! Аккуратно, не задень детишек.

Снимая с плеча автомат, солдат подошёл к лежащей. Он шагнул в лужу крови, пинком отшвырнул детей, наступил матери на грудь. Придавленная кованым сапогом, хрустя сломанными рёбрами, в последнем усилии оторвала от асфальта, подняла голову навстречу выстрелам. В стянутое болью, покрытое смертной испариной лицо, в стиснутый окровавленный рот, в ненавидящие серые глаза – грянула автоматная очередь, и потерялся в ней истошный девичий вскрик:

– Мама!…

Усердно печатая шаг, солдат возвращался в строй. Коричневая жижа хлюпала под его сапогами, за голенищами тянулись белёсые сгустки разбрызганного мозга. Одобрительно кивнула Линн, и улыбнулся в ответ парнишка – доволен, одержал победу, за спиной поверженный враг? Со снесённой головой, распоротым животом распята на асфальте убитая. Шипастой подковой раздавлена левая грудь, втоптана в кровавую кашу русая волна. Гранёные от вздутых мускулов, глыбами чёрного шершавого камня раскинуты перешибленные ноги. Две сплошные мозоли – исколотые жёсткой стернёй, растрескавшиеся, ороговелые ступни молодой жницы. Мокрое костное крошево раздробленных коленей, раздёрганные клубки сухожилий и нервов. Бесстыдно заголены, выгнуты в предсмертной муке белые, с тонкими синими венами, бёдра… и змеями вгрызлись в нежную кожу уродливые рубцы – недавние, ещё не зажившие следы от хлыста. Славянка, мать, жена, неутомимая труженица и бесстрашная защитница. И под игом оккупации не сломалась, всё превозмогла – каторжную работу, побои, насилие, издевательства. Сохранила гордость, сберегла детей. Всего дня не дожили до освобождения.

– Запомнили урок? – ухмыльнулась Линн.

Остекленевшие в смертном ужасе огромные детские глаза… ещё раз задавленно вскрикнула, упала младшая девочка. Точно сражённая наповал – уронила загорелые, с ямочками у локтей, тонкие руки, склонила к плечу светлую курчавую головку. Одуванчиком плывёт в маминой крови, так похожа на неё, сероокая красавица… И, как подранок, катается по асфальту, колотится в падучей вторая сестрёнка. Пена на губах, судорожно открывает рот, пытается кричать, но только сиплые каркающие звуки вырываются из горла.

Вытеснил утреннюю свежесть, заполнил каменную щель, сизыми пластами повис в сыром вязком воздухе пороховой угар. Наползал снизу, душил смрад живодёрни – тяжёлый дух парного мяса, острая едкая вонь вырванных внутренностей, кислый тошнотный запах свежей крови. Мешаясь с дождевой водой, растекалась она на асфальте, струйками сбегала под уклон, журчала в прикрытом чугунной решёткой канализационном жёлобе под ногами стоящих у стены. Насмешливым взглядом Линн обвела заложниц. В жёлтом, будто жирно-осклизлом свете прожекторов размыты колышущимся чадным маревом пергаментные лики мучениц. Безумные отрешённые глаза – уже мертвы, холодеющими телами заслоняют детей матери… Инна костенела в безысходном отчаянии. Ничего не сделать, никого не спасти. Всё во власти этой мрази. Что там, за круглым низким лбом, под рыжим ёжиком? Торжествует победу, упивается своим могуществом? Сверхчеловек, юберфрау… Нелюдь, даже и не зверь – холодный гад, рептилия…

– Ну что ж, вот и всё, – улыбнулась Линн, кладя пистолет на столик. – Спасибо за помощь, Волчица. Уважаемые дамы, приношу вам извинения за причинённые неудобства. Вы свободны. Пожалуйста, идите домой!
chajka вне форума   Ответить с цитированием
Старый 23.01.2010, 18:36   #4
Старший эпидемиолог
Администратор
 
Аватар для chajka
 
Регистрация: 24.03.2007
Адрес: Israel
Сообщений: 13,092
Записей в дневнике: 8

Re: Волчица, ©Мария Гринберг


Повернулись, ломая строй, врассыпную отошли солдаты. Ещё стоят бездыханно, не осмелятся поверить смертницы – но вот вздрогнули землистые лица возвращённых из могилы, ожили померкшие глаза. Рокоча, откатилась створка низких железных ворот в дальней стене – и схватили ребятишек, оступаясь, скользя в крови, ринулись к выходу. Уже у самых ворот одна остановилась, обернулась. Белее рубашки, закусив прыгающие губы, бросилась назад к расстрелянной хуторянке, подобрала, сгребла в охапку её дочек, опрометью помчалась через опустевший двор. Жёстким прищуром Линн следила за убегающей.

«…а тебя кто учил брать чужое?…»

Ледяной колючий ком сдавил дыхание Инны. В спину… споткнётся, взмахнёт руками… Сама не замечая, Инна шептала, умоляла неведомо кого, смилуйся, защити… Мелькнули, исчезли в тёмном проёме грязные босые пятки, ворота захлопнулись за беглянкой. Остались лежать на асфальте те, кому не помогут никакие мольбы, растерзанные свинцом, изломанные муками тела. И словно расступилась, уже поглотила их чёрная равнодушная твердь – погасли прожектора, двор провалился в темноту.

«…Это ты убиваешь их…»

Могла остановить бойню?

«…Я просила Волчицу…»

Всё ведь оказалось бессмысленно. Бесполезные, невинные жертвы.

«…Может, она пожалеет тебя?…»

Нет, не могла. И повторись всё снова, поступила бы так же. Вечная память вам, павшим за Родину.

«…такие не имеют права жить…»

За них решили – ты и она.

В углу двора щёлкали зажигалки, вспыхивали огоньки сигарет, приглушённо слышались юношеские голоса и смех – там кучкой сгрудились солдаты. Облокотясь на подоконник, Линн взглянула на них. В тусклом неверном свете неохотно начинающегося хмурого утра словно одрябло и сразу постарело её резкое лицо, Инна могла бы поклясться – затуманила на мгновение эти наглые совиные глаза неподдельная нежность и тревога.

«…Сегодня ночью убиты двое… Мои ребята…»

Не рептилия, и даже не зверь, и никакая не юберфрау.

Страшнее – человек, женщина.

«…А кто ты?…»

Выпрямившись, Линн оттолкнула кресло Инны от окна. Щёлкнул выключатель, вспыхнула лампочка под потолком. Линн закрыла оконные рамы и сдвинула ставни.

– Ну вот и всё, – повторила она. – Давай кончать.

Понурясь, Инна невидяще смотрела в пол.

«…Да, это конец… Операция сорвана, командный пункт уничтожен, отряды на марше, без связи, без взаимодействия, перебьют, как слепых котят… не вывести им из строя рокаду, а значит, перебросят резервы, наступление на фронте захлебнётся. Сколько сегодня будет напрасных потерь? И за это ты тоже ответишь, Волчица. Ты уже больше чем мертва… Мама, Танюшка… члены семьи изменницы Родины…»

Инна ощутила прикосновение. Линн воткнула сигарету ей в губы, чиркнув, поднесла спичку:

– Традиция…

Насколько смогла, ударившись затылком о спинку кресла, Инна запрокинула голову, плюнула убийце в лицо, но промахнулась – плевок растёкся по орденской ленточке на груди Линн. Она отступила, прикурила от той же спички, села за столик, задумчиво глядя на Инну.

– Как ты прекрасна в гневе… да, я понимаю Дмитрия, но вот что ты нашла в этом ощипанном цыплёнке? А ты стала седая за эту четверть часа – такая же, как я. Ты проиграла не потому, что я сильнее, просто тебе не повезло, вопреки пословице – и в любви, и на войне. Но ты держалась стойко, как настоящий солдат. Увы, это последнее хорошее слово, сказанное о тебе.

Линн медленно смяла в пепельнице сигарету. Достав из планшета листок бумаги, она вытерла свою орденскую ленточку, скомкала и бросила на пол бумажку, встала, обыденно одёрнув мундир и поправив ремень. Защёлкнула на запястье браслетку часов, рассовала по карманам бриджей портсигар и спички, перекинула через плечо ремешок планшета:

– Прощай, Волчица.

Линн взяла браунинг со столика, повернула кресло и выстрелила Инне в затылок. Заталкивая в кобуру дымящийся пистолет, она подошла к двери и распахнула её.

– Убрать. Никаких следов. Привести в порядок двор. Падаль за ворота, объявите, пусть забирает, кто хочет.

Залитое известью, сгорело в земле тело Инны.

В назначенный час одновременно с наступлением на фронте началась рельсовая война.

«…Замысел с ложным командным пунктом сработал. При наших минимальных потерях удалось отвлечь значительные силы противника, что облегчило захват узловой станции…»

«…Ответственность за поражение несёт фельдфюрерин Райхарт. Хотя, по правде, нечего там было и оборонять. Зря на убой их кинули, verlorene Kompanie…»

Забаррикадировавшись в штабе, Линн сожгла все документы, отстреливалась до конца, последнюю пулю из браунинга – ту, что могла бы избавить от мучений – тщательно целясь, выпустила по врагу. Ни слова от неё не добились, молчала, надменно улыбалась, пока не вырвали ей глаза.

Дмитрия нашли в подвале вместе с другими пленными. Как он утверждал, его даже не успели допросить. Известие об измене Инны потрясло парня, но сомнений не было, четырнадцать выживших свидетелей видели женщин и детей, безвинно казнённых по навету перешедшей на сторону врага шпионки, проклятой Волчицы.

«…Двадцать шесть лет мама учительницей работала, все её знали. Получил я письмо от соседки, как освободили посёлок наш. Донесла какая-то сволочь, расстреляли маму…»

«…В ночную смену я пошла, девочек дома оставила. Вернулась – дверь сломана, всё перевёрнуто. Не помню, кто мне сказал… Прибежала – там, у ворот лежали, ясочки мои. Лица нет, только по косе Нину признала… Утром заплела… Соня как снег, всю кровушку, аспиды…»

«…Сами знаете, не было здесь никаких её помощников, в первый раз мы эту чернявую видели. Шкуру свою спасала, наугад метила, ну и выбрала бы меня, старую, так нет… На Фаинку показала, с дитём грудным не пощадила…»

«…По весне к нам Фаина пришла, беременная. Плакала, как безумная, дрожала. Весь их табор из пулемётов положили, одна она живая осталась, отлучилась в тот день, травы собирала в лесу. На ферме мы её укрыли, там и родила, да так и прижилась. Чудная была… Лошадей лечить умела, говорили они с ней, понимала. А песни какие пела – никогда мы таких не слыхали, как по сердцу гладит, и сладко, и больно, слёз не сдержать… Не ушла от судьбы сербиянка, догнала соловушку пуля…»

«…Ночью на ферму вломились. Вместе с Фаей на расстрел нас погнали, рядом к стенке поставили. Улыбнулась она галчонку своему… Ещё позавидовала я, окаянная – ну немыслимо же её убить, рука не подымется, бабы их рожали?… В грудь… не вскрикнула, упала. Галчонка выронила… Мне б его схватить – не смогла, струсила вот, будто к месту меня приковало. А Машутка успела… Как она просила, не надо…»

«…Перед самой войной учителка из города привезла Машу. Из детдома, там фамилию дали, Октябрьская. Настоящей теперь и не узнать. Арестовали родителей её, давно, незнамо за что…»

«…Уж иноземка, видать, поняла, что зря, отпустить нас велела. А та лайдачка, переметчица, всё кровью не сыта. Не стерпела Катерина, глянула на ведьму – и бах… мордовала, изгалялась, зверюга. Смотрит, муками наслаждается, ощерилась, ноздри раздула, волчица и есть… Иноземка и то сжалилась, приказала пащенку своему, добить. И детишек не трогать…»

«…Убил. Лыбился, урод… Кровь Катина ручьём, под ногами её чувствую, тёплую. На восьмом месяце была я. К сердцу маленький прижался, всё понял, молит маму, спрячь, спаси… Помиловали, жива. А сыночка вечером мёртвого скинула…»

«…Бечь мы вдарились. Ровно кто толкнул, вернулась я, донек Катрусиных подхватила. Не донесла… чую, на руках моих Олеся трепыхнулась, смякла. Как ни плакала, ни просила её – не дышит. И ведь ни царапинки на ней. Сердечко не сдюжило… Яринка так и ни слова, да и умом, видно, тронулась, не узнаёт никого…»

«…Катюша, зорька моя-сероглазка… Всегда гордая была. Как уходил я на фронт, дома наревелась, а на людях – и слезинки не проронила, казачка. Третий год ни весточки, как они там, в плену? Ну да недолго уже. Обещала дождаться, слово сдержит…»

«…Иноземку утром вздёрнули. Стерво сволокли в балку, собаки грызли. Маленькая такая… Ух, как её… и поделом. Откуда только этакие берутся? Тоже ведь мать где-то, поди, есть… Оно, конечно, вроде и грех землю нашу нехристью этой поганить, а всё ж таки закопали мы её…»

«…А эту курву, Волчицу… Просим мы вас, товарищ командир, как поймаете – дайте её нам, уж мы с ней по-нашему, по-бабьи, потолкуем…»

Трибунал приговорил Инну заочно к повешению за измену и военные преступления.

За матерью Инны в деревне пришли пару дней спустя, увезли её куда-то вместе с шестимесячной Таней. Больше о них ничего не известно, да и некому было спросить. Братья Инны пропали без вести на фронте, а Дмитрию оказалось только на руку исчезновение незаконной дочки – и так ведь пришлось нелегко, позорным клеймом легла на него связь с изменницей. Насилу удалось оправдаться, доказать, что его, как и всех, обманула Волчица.

Инна в розыске по сей день – для такого приговора нет срока давности. Неизбежная кара постигнет любого, предавшего Родину. Ветеран войны, герой партизанского движения Дмитрий Сергеевич часто приводит этот пример, встречаясь со школьниками. Они слушают его с интересом – мало кто умеет так рассказать правду о войне.

© Мария Гринберг
chajka вне форума   Ответить с цитированием
Старый 23.01.2010, 21:14   #5
Сказочник
 
Регистрация: 06.04.2009
Адрес: Германия
Сообщений: 2,110

Re: Волчица, ©Мария Гринберг


Я уже раньше читал этот рассказ на другом портале, и могу сказать только, что автор Мария Гринберг пишет, конечно, очень хорошо, но, для меня ее тексты слишком брутальны. Они на любителя, и я не любитель таких вещей.
Джон Маверик вне форума   Ответить с цитированием
Старый 23.01.2010, 21:48   #6
Старший эпидемиолог
Администратор
 
Аватар для chajka
 
Регистрация: 24.03.2007
Адрес: Israel
Сообщений: 13,092
Записей в дневнике: 8

Re: Волчица, ©Мария Гринберг


Джон Маверик, я его оттуда и принесла и только ради дискуссии о жестокости в литературе вот в этой теме.
Этот и другие рассказы я прочитала уже года два назад, но сюда принести не решалась именно из-за этой брутальности.
chajka вне форума   Ответить с цитированием
Старый 23.01.2010, 22:51   #7
в изоляторе
 
Регистрация: 03.03.2009
Адрес: славный город Волжский Волгоградской области России
Сообщений: 1,544

Re: Волчица, ©Мария Гринберг


Птичка имени второго неопознанного движения, позвольте Вам попенять!
Вы - таки старший эпидемиоург, Вы таки должны наблюдать... Но шо я тут таки наблюдаю?!..
chajka Волчица, © Мария Гринберг
Выберите уже что-нибудь одно?
Или это библиотека? Тогда укажите адрес запасника!
Я с вас таки прямо удивляюсь!
(Слова не мои - сразу предупреждаю!)

Добавлено через 8 минут

Начинаю отвечать, почивывающе...
Цитата:
Сообщение от chajka Посмотреть сообщение
офицер связи, координатор действий отрядов.
Я Вас (Их) умоляю! И де это Вы (в дальнейшем считать Вы не имеющим никакого отношения к chajka Волчица, © Мария Гринберг - исключительно к Автору текста, а там дальше сами разбирайтесь) видели офицера связи в качестве координатора действия отрядов?! Координирует человек мыслящий категориями действий, у офицера же связи вся недолгая - обеспечить связь. Одним словом, поал, как свечку держать?

Добавлено через 5 минут

Цитата:
Сообщение от chajka Посмотреть сообщение
Светлее непроглядно-чёрного неба, надвигалась затянутая туманом земля.
Щазззз!

Добавлено через 3 минуты

Чисто по физике... Туман на земле образуется тогда, когда на распаренную и влажную землю опускается холодный воздух из-под поднебесных...
Что холод, что жару нам несёт ясная погода (высокое давление)... Откуда же ж тогда возьмётся темное небо, ежели солнечные лучи бьют вверх изначально?

(Чаюшка, я ж спорю не с Вами, и даже не с Автором - с текстом, поймите меня правильно...)
Patriot Хренов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 23.01.2010, 22:53   #8
Гость
 
Сообщений: n/a

Re: Волчица, ©Мария Гринберг


Ужас... я рыдала... Написано хорошо, наверное правдиво для военного времени... но читать подобное больше не хочется, очень страшно...
  Ответить с цитированием
Старый 23.01.2010, 23:19   #9
в изоляторе
 
Регистрация: 03.03.2009
Адрес: славный город Волжский Волгоградской области России
Сообщений: 1,544

Re: Волчица, ©Мария Гринберг


Цитата:
Сообщение от chajka Посмотреть сообщение
Светлее непроглядно-чёрного неба, надвигалась затянутая туманом земля. На проплешине в колючей щетине ельника прокололи мыльно-серую пелену, мерцали три огонька. Там ждали, зажгли костры на поляне.
С временами действия проплешина...

Добавлено через 1 минуту

Цитата:
Сообщение от chajka Посмотреть сообщение
Едва успела расстегнуть лямки парашюта: в свете костров появились тёмные силуэты, Инна ступила им навстречу
Мдя... с пунктуацией - болотина...

Добавлено через 3 минуты

Цитата:
Сообщение от chajka Посмотреть сообщение
Тяжёлым прыжковым ботинком – назад, в колено.
Вах! Прелесть! Я - валяюсь!
Тонким девическим хвостиком - по горлу! под яблочко! под дых и - на пристенок!

Добавлено через 1 минуту

Цитата:
Сообщение от chajka Посмотреть сообщение
Земля опрокинулась, ударила в висок…
Квинт отдыхает...

Добавлено через 6 минут

Цитата:
Сообщение от chajka Посмотреть сообщение
Сознание вернулось, но Инна не торопилась открывать глаза.
Ты - как? О'кей? - О'кей, пирамедол! - Тогда - сношаемс... в смысле, чмоки-чмоки!.. И не торопися открывать глаза - потом сюрприз будет...

Цитата:
Сообщение от chajka Посмотреть сообщение
всё тело стиснуто твёрдыми острыми гранями
Ну да, ну да... Вот когда, к примеру, зуб мудрости растёт, тогда и стенка - лбом об неё! - отнюдь не твердая и не острая грань, поелику зуб мудрости режется...

Добавлено через 2 минуты

Цитата:
Сообщение от chajka Посмотреть сообщение
Первое чувство – тошнота и тупая мозжащая боль в простреленных ногах. Тупая… значит, раны обработали и перевязали, вероятно, вкололи обезболивающее… Не тепло и не холодно, ветра нет… не на открытом воздухе, в помещении… Запах табачного дыма… сигареты… Звук шагов, приглушённое покашливание… она не одна.
Пунктуация отдыхает.

Добавлено через 8 минут

Цитата:
Сообщение от chajka Посмотреть сообщение
Будто пчела ужалила в шею. Тёплые сухие пальцы коснулись щеки.
Угу, угу... мне витамины в задницу кололи... Таки совсем на пчелу не похоже! И я даже сразу забыл про то, что медсестра - блондинка! Точнее - нет!!! я сразу же об этом вспомнил, но совсем в ином смысле: вот старая, гиппотопамистая брюнетка уколола б - тогда да, тогда всего лишь пчелиный укус...

Добавлено через 1 минуту

Сухой остаток:
Голимая придумка! Автор не то, чтобы с парашютом не прыгал, даже с удочкой рассвет не встречал...
Бряхня!..
Patriot Хренов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 23.01.2010, 23:24   #10
Старший эпидемиолог
Администратор
 
Аватар для chajka
 
Регистрация: 24.03.2007
Адрес: Israel
Сообщений: 13,092
Записей в дневнике: 8

Re: Волчица, ©Мария Гринберг


Patriot Хренов, когда мы приносим сюда что-то с других сайтов, то обычно ставим копирайт и в конце, и в заглавии. Чтобы читатель не приписывал авторство принесшему. Были раньше такие случаи и не раз. Просто в последнее время мы редко приносим что-то - своих авторов дофига много.
И еще у нас не принято делать подробный (построчный) разбор косяков автора, не присутствующего на сайте. Можно высказывать любое мнение, пожалуйста. Но править запятые тому, кто об этом не просил - это, пожалуй, лишнее.
chajka вне форума   Ответить с цитированием
Ответ

Опции темы

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход


Текущее время: 13:48. Часовой пояс GMT +3.



Powered by vBulletin® Version 3.8.6
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot
Права на все произведения, представленные на сайте, принадлежат их авторам. При перепечатке материалов сайта в сети, либо распространении и использовании их иным способом - ссылка на источник www.neogranka.com строго обязательна. В противном случае это будет расценено, как воровство интеллектуальной собственности.
LiveInternet