|
Каспий. Рыбацкое счастье
Я морю родному признанья писал,
спрессовывал вздохи в сонеты.
В прибоя волнах, в очертании скал
без лишних вопросов ответы искал,
не зная зачем мне ответы.
В открытом же море суть жизни проста
и сдобрена долей босяцкой...
Когда горизонта даль всюду пуста,
обычное дело - тянуть не за страх
для братии нашей рыбацкой.
Рыбак - вот кто трудится в море сполна.
И места здесь нет авантюре.
Рвёт жилы свои от темна до темна,
на хлеб с маслом и на бутылку вина;
за боль и мозоль по купюре.
На деньгах он сам дорисует нолей
слезами любого калибра.
Рыбак, потом-кровью ты волны полей,
от этого море ещё солоней
и больше на тысячи литров.
Достань что жена собрала на обед,
оставь, ну-ка, брат, колотушку.
На вымокшей слани колбасный фуршет.
Из тьмы рундука вынь-ка на божий свет
с эмалью надколотой кружку.
На грудь "сто грамм" принял, туда ж закусил,
глаз острым стал, руки сильнее;
ты с новым запалом каладу схватил.
Ждёт рыба тебя, о которой просил...
Почти как у Хемингуэя.
Гладь зеркала рябью царапнул сквозняк
и в небе какой-то "малевич",
барашки бьют в борт, нужно бросить темляк.
Про то, что, мол, в сущности буря - пустяк -
бессовестно врёт Макаревич.
Волна бурухтанит, на темя жмёт смог -
Пандоры открыт грозный ларчик.
А дома жена истоптала порог.
Я с трепетом глажу "Ямахи" сапог:
"Давай, вывози, Боливарчик!"
Нам в старой "Казанке" тогда повезло,
наш курс стороной лёг от горя.
Пусть всем остальным так везёт. И назло
Беде - старой гипсовой бабе с веслом
храни рыбака, Отче, в море!
*
Я морю родному признанья пишу,
прессую волненья в сонеты
и больше пока ничего не прошу...
Всю жизнь будет память курить анашу,
на выдохе - эти сюжеты.
_ _ _
(с) Веталь
| 
