Рана
01.11.2011, 14:39
|
#1
|
Посетитель
Регистрация: 29.10.2011
Адрес: Москва
Сообщений: 15
|
Рана
(рассказ мрачный и тяжелый, но его не следует воспринимать буквально, это - образ)
«Живописная местность!» – отметил я про себя, любуясь петляющей в пшеничных колосьях дорогой. Петляла-то она бессмысленно. Здесь, на ровном месте, проще было бы проложить путь по прямой.
Сражение закончилось; я чудом уцелел, но был ранен. Это была открытая рана в области живота. Я видел ее, но, на свое счастье, почти не чувствовал. Точнее, рана принесла мне с собой два ощущения: одно, словно мое сердце переместилось к животу и бьется там о стенки чего-то, второе – странная резь, напоминающая острое чувство голода.
«Как много тел!» – подумал я, хотя именно от этого-то лучше бы отвлечься. Земля так густо была усыпана мертвецами, что они практически переставали для меня быть мертвецами – я воспринимал их как одну массу, состоящую из однородных фрагментов неясного предназначения и принадлежности. Может быть, это мятные пастилки?
«Верно, так-то и лучше их воспринимать» – решил, довольный, я. Если бы я понял происходящее буквально, то, должно быть, не выдержал бы и побежал, до того это было страшно, а так я мог спокойно, почти уютно лежать, обложенный этими еще теплыми телами, над которыми в мягком рассветном мареве поднимался густой пар.
Боль мигала, то есть ощущалась то сильнее, то слабее, то вовсе умолкала, то вспыхивала с новой силой. Я ворочался, стараясь устроиться поудобнее, найти положение, в котором боль бы прошла; но чем больше я ерзал, тем только ухудшал ситуацию. К тому же, мне вовсе не следовало бы глядеть на рану, а я только это и делал: уж очень она манила.
Она была четырехугольной, темно-лиловой, с выпуклыми пульсирующими прожилками. По одной из них ползла муха, наклонив голову, словно пасущаяся коза. Ее перемещение вызывало у меня легкую щекотку. Приподнявшись на локтях, я склонил голову над раной и долго глядел вглубь ее – в разверстую сочную мякоть.
Мое ухо задело чье-то ухо, и я увидел, что слева кто-то смотрит в рану вместе со мной. Это был Неелов, мой бывший сослуживец, теперь – мертвец. Никогда еще не видел я на его вечно угрюмом, напряженном лице выражения такого нескрываемого любопытства, как сейчас. Казалось, что это прежде жизнь едва теплилась в нем – так он был пассивен и замкнут – а вот теперь расцвела пышным цветом: так естественно все черты лица его были расслаблены.
«Здорово, Неелов! – все-таки сказал на всякий случай я. – Вот посмотри, как меня разнесло!» Ну, тут уж он не мог не согласиться. Я вспомнил, как он прежде всегда был старателен и педантичен, как сосредоточенно драил полы, выскребал сковороды и кастрюли – даже на посту стоял, особенно пристально и зорко вглядываясь в местность. Уши и глаза у него были большие – чтобы лучше видеть и слышать. А о том, что видел или слышал, он немедленно начинал говорить. Просили мы его придерживать язык за зубами – он не мог. Многие считали, что он издевается – но он вправду не мог. Я понял это, когда он, не сдержавшись, выдал и себя, расписывая начальству, как ловко стянул кусок сахара. «Отдыхай, дружище!» – сказал я той его половине, которая сохранилась нетронутой.
И хорошо, что я встретил его: это помогло мне отвлечься от раны. Я аж засомневался: может быть, он жив? У него слегка трепетали ноздри.
«Осмотрите моего товарища!» – крикнул я полевому фельдшеру, ковыляющему мимо меня. Только теперь он обернулся. Он пошатывался, и прежде не заметил нас с Нееловым, потому что был вдрызг пьян. «Как вы могли!» – воскликнул я. «Я не виноват, – сказал он. – Я пьян от крови, ее пролилось слишком много, от ее запаха у меня мысли путаются». «Что вы такое говорите!» – раздраженно сказал я, и только после этого подумал, что малый, может статься, и не врет. В конце концов, Неелову мы долгое время тоже не верили, а выяснилось потом, что он говорит правду. Здесь тоже могло быть так.
«Давайте сюда!» – крикнул я фельдшеру. «А кто тут живой? – спросил он. – Я слышу голос, но передо мной слишком много тел, я не могу различить, кто мертв, а кто жив». «Неужели я ничем не отличаюсь от прочих тел?» – даже испугавшись, спросил я. «Да, – ответил он. – Они все одинаковые. Слишком спрессованы, ничего толком не разберешь». «Как же так?» – забеспокоился я. «Должно быть, вы кричите, но не двигаетесь, – объяснил он. – А тут все неподвижны. Помахайте мне рукой, тогда я различу, где вы. Тут же все неподвижны, надо понимать». «Разве дело только в движении?» – спросил я. «Кажется, да. – сказал он. – Других отличий я не вижу. Махайте».
Поскольку положение Неелова было явно серьезнее моего, я посчитал, что его лучше было бы осмотреть первым, и поэтому взял его за руку и начал ей махать. Я даже подбросил его, чтобы его лучше было видно. Фельдшер подошел. «Что вы подсовываете мне труп? – возмутился он. – Шутки вздумали шутить? Я же вижу, что это не вы». Между тем, он наступил мне на руку; я закричал, выдернул ее и тут он меня увидел. «Так вам и надо, – довольно сказал он. – Я, еще приближаясь, понял, что вы хотите меня разыграть, а потому специально сделал вид, что поверил, и наступил вам на руку – чтобы неповадно было». «Ничего себе! – воскликнул я. – А если бы у меня была поранена рука?» «Я бы увидел это еще раньше, и не стал на нее наступать, – объяснил фельдшер. – А наступил бы на ногу». Я промолчал, внутренне удивляясь его безответственности. «Вы на что-нибудь жалуетесь?» – нарушил повисшую тишину он. «Нет, но я ранен» – ответил я. «Почему же тогда не жалуетесь?» «Так мне не больно!» – сказал я. «Значит, рана не серьезная – заметил он. – Я могу идти дальше». «Нет, это еще надо проверить! – сказал я. – Мало ли, вдруг она заболит после, когда вы уже уйдете». «Нет, раз она не болит, значит это пустяк». «Нет, осмотрите! – крикнул я, испугавшись, что он и впрямь уйдет, и даже вцепился обеими руками в его ногу, чтобы не отпускать его. – Мало ли, у Неелова, наверное, тоже ничего не болит, а он и вовсе умер! Вдруг и я умру!» «Ладно, показывайте, что там у вас», – проворчал он, опускаясь передо мной на колени, словно убежденный этим аргументом.
«Но сначала все-таки осмотрите Неелова» – добавил я, как только убедился, что мне удалось удержать фельдшера. У меня было такое ощущение, что я должен исполнить свой долг по отношению к товарищу, уступить ему первенство, когда ему явно пришлось туго. «Да что его осматривать, если он умер» – раздраженно сказал фельдшер. «И все-таки! – попросил я. – Я знаю, что сегодняшняя медицина способна на чудеса». Мне хотелось сделать ему комплимент, подольститься; конечно, тактику я выбрал не очень тонкую, но мы все тут люди простые, могло сработать и такое. «Нет» – все-таки сказал фельдшер. «Я вас очень прошу, – напирал я. – Неелов, в сущности, был неплохим человеком. Он ничем не заслужил, чтобы его вот так бросали. Конечно, весельчаком, балагуром его не назовешь, но, как знать, может, он был таким мрачным, потому что много в жизни выстрадал». «А может, он что-то украл, вот и держался молчуном» – сделал предположение фельдшер. «Ну нет, это несправедливо, – сказал я. – Неелов был честный малый. Вы это и говорите-то только для того, чтобы отделаться теперь от него, а, между тем, это непорядочно, ведь оправдаться он уже не может. Мертвого каждый готов оклеветать». «Оклеветать может и да, но осматривать его я не готов» – продолжал отнекиваться фельдшер. «Вы можете, скажем, осмотреть его и в качестве вознаграждения взять себе все, что найдете, – привел новый довод я. – Ему его вещи уже все равно не нужны». «Идет» – сказал теперь фельдшер. Я был доволен, что уже дважды сумел настоять на своем в разговоре с ним.
«Как его фамилия?» – спросил он по окончанию осмотра, делая пометку в записной книжке. «Неелов» – сказал я. «Ну, много он не наел, – недовольно пробурчал фельдшер. – Я не нашел у него ровным счетом ничего ценного, только даром потерял время». «А как его состояние?» – уточнил я. «Удовлетворительное» – сказал он. «Что же, теперь мой черед, – сказал я, но, когда он принялся меня обшаривать, добавил. – На медицинский осмотр!» «Я начинаю с одежды, – объяснил фельдшер. – Ведь она же сверху. Я осматриваю последовательно, послойно, это так принято». «А!» – успокоился я. Однако, когда он принялся отстегивать с моей руки часы, я схватился за них другой рукой и не давал ему. «Мне нужно пощупать пульс» – сказал он, не переставая тащить. «Щупайте на другой руке» – сказал я. «Нет, мне нужно на этой» – сказал он. «Не дам!» – сказал я. «А тогда я вовсе не буду осматривать!» Мне пришлось подчиниться. Стащив с меня часы, он, впрочем, пульс мерять не стал, а принялся снимать и обмундирование. К счастью, одежда пропиталась кровью и крепко прилипла к моему туловищу. «Своя рубашка ближе к телу» – довольно прокомментировал это я. «Но так очень неудобно осматривать!» – возмущался фельдшер. «Ну, тут уж я не могу помочь» – радостно сказал я. «Ладно, тогда показывайте, что там у вас» – пробурчал он. «Вот» – сказал я, указывая пальцем на рану.
«Ах, это! – сказал он. – Но ведь, вы сказали, это не болит, значит это пустяк!» «Я же просил все равно осмотреть!» – напомнил я. «Ну вот, я посмотрел и вижу! – сказал он. – Впрочем, чтобы вы не волновались, я заштопаю ее».
© artofvision
(продолжение далее)
|
|
|
|
01.11.2011, 14:40
|
#2
|
Посетитель
Регистрация: 29.10.2011
Адрес: Москва
Сообщений: 15
|
Re: Рана
(продолжение)
Перед тем, как зашить рану, он нагнулся над ее краем и долго, как зачарованный, смотрел в нее. Рана была наполнена кровью, на поверхность ее поднималась и лопались мелкие пузырьки, время от времени от центра по кровавой глади расходились круги. «Это от дыхания – объяснил фельдшер. – Вы же дышите, вот поверхность и колышется». «Правда, красиво? – спросил я. – Жаль, нельзя зарисовать ее. Правда, даже если бы у меня были бы с собой краски, мне помешало бы еще и то, что я совершенно не умею рисовать». «А по-моему, это весьма нелицеприятное зрелище. – сказал фельдшер. – Правда, я ее не разглядывал, я смотрел на свое отражение. Постарел я за последние годы, прямо скажем». «Ничего, умоетесь, причешетесь, будете выглядеть приличнее» – успокоил его я. «Все равно, годы уже не те, – вздохнул он. – Настает момент, когда вдруг это понимаешь». «Это еще не страшно, – сказал я. – Многие и вовсе умерли». Ничего не отвечая, он, низко наклонившись над кровавой гладью, стал ковырять прыщ на своей щеке, потом другой – на лбу. «Поосторожнее! – сказал ему я. – Вы не у себя дома, не капните мне гноем в рану!» «Да-да, сейчас, сейчас», – раздраженно отмахнулся он, достав из кармана расческу и принявшись водить ей туда-сюда по своей лысине, окаймленной длинными волосами, настолько редкими, что каждый можно было разглядеть в отдельности. «Теперь еще и перхоть! – сказал я. – Смотрите, она так и сыплется мне в рану! Прекратите!». Я попытался отползти от него, но он схватил меня за бока и не дал сдвинуться. «Не дергайтесь, дайте закончить!» – сказал он. Мне снова пришлось подчиниться. Эх, был бы я цел, вот задал бы ему!
Наконец фельдшер убрал расческу – пока он копался в сумке, я успел увидеть, что он с собой носит еще и бритву, ножницы, одеколон и пилку для ногтей – и извлек катушку швейных красных ниток. «Ну вот, сейчас в минуту заштопаем вас, – сказал он. – а что я так пекусь о своей внешности, вы не удивляйтесь – это отвлекает от тягот войны, так легче все воспринимать». «Лучше бы зашить потщательнее» – сказал я: меня встревожила первая часть его фразы, остальное я уже после этого пропустил мимо ушей. «Да тут большой работы и не требуется, – сказал он, напевая, тщетно стараясь продеть нить в игольное ушко. – Царапина-то пустяковая. Можно было бы и вовсе ничего не трогать, я зашиваю только для того, чтобы вас успокоить». «Нет, вы уж сделайте все на совесть, – повторил я. – Честно говоря, вы вовсе меня не успокоили, наоборот, встревожили». «Ну, это уж ваше дело, – сказал он. – Я свой долг выполнил, а дальше можете бояться сколько влезет, если вам это угодно. Я вам со всей ответственностью заявляю, что ваша царапина пустяковая. Мальчишка, который поранил коленку, и то имел бы больше оснований для беспокойства, чем вы. Вы легко отделались, можно сказать, вышли сухим из воды!» Я с сомнением покачал головой: тут он явно хватил лишку, рана-то была огромная, чуть ли не на полживота. От такой, как мне сначала показалось, и на тот свет отправиться недолго. Мне была неясна беспечность фельдшера. «Может быть, вы просто неквалифицированный медик? – спросил я. – Тут невооруженным взглядом видно, что дело серьезное». «А если вы так считаете, то сами себя и спасайте» – сквозь зубы процедил он, раздраженный еще и тем, что никак не мог вставить нитку в иглу. Я замолчал.
Глядя на то, как неуклюже он вставляет нитку, я и сам начал терять терпение. «Дайте я вставлю!» – сказал я. «Еще чего! – воскликнул он. – Я и сам справлюсь. Вы, конечно, считаете себя лучшим медиком, а все-таки, раз вы обратились ко мне за помощью, ответственность лежит на мне и я сам должен это сделать». Тем не менее, поскольку мое вмешательство еще больше выбило его из колеи, все старания его были тщетны. «Вы же пьяны, – сказал я еще раз. – Немудрено, что не можете вставить. А ну-ка дайте мне». Он отдернул от меня руки и положил свои медицинские принадлежности подальше, чтобы я до них не дотянулся. «Нужно передохнуть, я совсем выбился из сил, – сказал он. – После сумею это сделать. А вам давать ничего нельзя, еще сделаете что-то не так, потом умрете, а отвечать придется мне». «Что за глупости!» – воскликнул я. Он ничего больше не сказал, и, обессиленный, откинулся на груду тел, переводя дыхание.
Я терпеливо ждал; через какое-то время он, действительно, снова принялся за работу, да еще с таким остервенением, словно все поставил на карту и вознамерился доказать себе и окружающим нечто неимоверно важное. Наконец каким-то чудом ему удалось впихнуть нитку. «Вот видите! – торжествующее сказал он, весь так и сияя. – Мне удалось это сделать! Еще рано отправлять меня на свалку, а?» «Нет никакого подвига в том, чтобы вставить нитку в иглу» – сказал я. Он явно обиделся такой низкой оценке его мастерства, и все-таки, кусая губы, принялся заштопывать мне рану. «Осторожнее! – взвизгнул я, глядя на то, как грубо он это делает: его руки так и виляли из стороны в сторону, нитку он втыкал в местах живота, сильно удаленных от раны. – Мне же сейчас будет больно!» «Прекратите учить меня моей работе, я сам знаю, что и как делать» – процедил он сквозь зубы. К счастью, больно мне действительно не было, и все-таки я боялся, что он случайно проткнет какой-нибудь важный орган. «Кончайте дрожать, – сказал фельдшер. – А то и впрямь ткну где-нибудь не там, весь труд пойдет насмарку». Я постарался не дрожать, и все-таки у меня сердце в пятки уходило, когда я видел, как он неумело, криво, словно школьник, тут и там втыкает нитку, проволакивает ее и делает новый стежок. Носки – и те аккуратнее зашивают.
«Ну, вот и все» – сказал он, завязывая на конце нити узелок, такой, как делают на ботинках, и обкусывая ее. Выглядели результаты его работы весьма жалко и неряшливо. «Черт побери, я сам бы сделал лучше» – сказал я. «Вот и делали бы, а вы вместо этого меня звали, – сказал он. – Следовало бы поблагодарить меня за труд, а не ворчать. Чтож, я знаю, тем, кто работает бескорыстно, благодарности ждать не приходится. Свой долг я выполнил, а вы отправляйтесь теперь в полевой госпиталь, там скажут, что делать дальше». Я не стал отвечать – так он мне надоел. Фельдшер собрал свои инструменты, встал, иронически приподнял шляпу, прощаясь, и отправился прочь, зажав подмышкой свой чемоданчик. Еще какое-то время я слышал его выкрики: «Есть кто живой?». Никто не отзывался.
«Неужели, действительно, я один из всех бойцов остался в живых?» – подумал в связи с этим я. Подобное предположение ужаснуло меня, ибо, как мне показалось, одной своей массой и числом мертвецы притягивали меня к себе и неминуемо забрали бы. Я почувствовал необходимость немедленно действовать, выбираться из этого лабиринта тел к миру живых. «Нужно удирать отсюда» – решил я, и с трудом, отталкиваясь руками от груды тел, поднялся на ноги.
Собственно, тел было так много, что скопления их следовало бы называть даже не грудами, а одним большим ворохом – решил я. Это выглядело, как если бы все листья, опавшие за осень, собрали в один большой ворох. «Интересно, чего больше – таких опавших листьев, волос на голове, песчинок на пляже или мертвых тел?» – подумалось мне. Земля настолько пропиталась кровью, что стала скользкой, как ледовый каток; чтобы не упасть, мне приходилось брать мертвецов за руки и опираться на них. «Надеюсь, им не сложно оказать мне эту последнюю услугу и они не потребуют от меня чего-нибудь взамен» – подумал я.
Навалы тел неравномерны; когда я взобрался на пригорок, мне даже подумалось, что они нападали, как снег. Действительно, картина напоминала последствия метели – навалы тел вздымались мягкими, плавными бледными волнами, как сугробы. Словно же придется прокладывать мне путь сквозь эти заносы! «зимой все умирает, – подумал я. – Даже природа; но я, если повезет, дотяну до весны».
Медленно, с трудом разгребая ногами тела, продвигался я вперед. «Кто же из них мертв, а кто жив?» – не давала мне покоя мысль. Казалось, что все они, как на подбор, мертвы; но иногда мне начинало мерещиться, что тела что-то шепчут мне, кусают за лодыжку или пытаются схватить. Тогда мне хотелось ускорить шаг, но возможности не было. «Стоит ли вообще воспринимать эту сцену буквально? – подумал я. – Или все происходящее – лишь образы?».
Попав на поляну – она образовалась, судя по всему, из-за того, что окружающие навалы тел не давали попасть сюда снарядам – я увидел человека, рвущего полынь. Это был еще один фельдшер, необычайно тощий человек с длинным, мясистым, утолщающимся на конце носом, похожим на кухонный пестик. Хотя кожа его была смуглой, на ней проступила нездоровая желтизна – наверное, от усталости.
«Что там у вас?» – крикнул мне фельдшер. Вероятно, из-за того, что я шел, согнувшись и прижав руки к животу, чтобы шов на ране не разошелся, он подумал, что я несу тяжелый груз. «Это у меня рана на животе!» – объяснил я. «Ах, вот оно что! – сказал он мне. – Значит, видно, хватит мне прохлаждаться, нужно оказать вам помощь! Я рвал полынь, поскольку ее запах помогал мне успокоиться, но теперь достаточно отдохнул и могу поработать» Я сразу почувствовал расположение к этому человеку; было видно, что это намного более ответственный специалист, чем первый фельдшер. Приблизившись к нему, я разжал руки и выпятил живот, чтобы продемонстрировать свою рану.
«Дело плохо, – сказал он, нахмурившись, как только увидел ее. – У вас начинается нагноение, нужно срочно в госпиталь, да и там, собственно, вам никто не сумеет помочь». «Какое безобразие! – возмутился я. – А первый фельдшер, которого я встретил недавно, утверждал, что у меня пустяковая царапина. Посмотрите, как неряшливо он заштопал ее –вопиющая, возмутительная халатность!» «Ах, вот оно что! – расстроено сказал медик, с досадой хлопнув себя по лбу. – Конечно, мне тоже следовало вам это сказать. Тот человек сообразил скорее меня. Ведь умирающим никогда не говорят, что они обречены; зря я это сболтнул, надеюсь, вы будете настолько великодушны, что простите меня». «Ну, что поделаешь, вы же не виноваты, что меня вот так задело» – примирительно сказал я. «Пойдемте, я помогу вам добраться до госпиталя» – сказал мне фельдшер.
|
|
|
|
01.11.2011, 14:41
|
#3
|
Посетитель
Регистрация: 29.10.2011
Адрес: Москва
Сообщений: 15
|
Re: Рана
(окончание)
Когда мы пошли вместе, выяснилось, впрочем, что он ослабел еще больше меня – вероятно, очень сильно вымотался; ему приходилось опираться на мое плечо, всячески цепляться за меня, так что я из-за него несколько раз едва не споткнулся. Теперь, под тяжестью его тела, повисшего на мне, рана у меня все-таки заболела. У фельдшера был очень виноватый вид – вероятно, он осознавал, что вместо помощи оказался для меня лишь обузой – и я при виде этого не решился его ругать.
«Интересно, жив ли еще кто-нибудь» – задумчиво сказал он. «Не знаю, – ответил я. – Я не видел ни единой живой души, хотя иногда мне казалось, что мертвецы пытаются вгрызться мне в ногу». В этот момент я почувствовал боль в левой лодыжке, и, нагнув голову, увидел, что один из лежащих на земле людей наконец-то до меня добрался; его зубы так крепко сомкнулись на моей ноге, что продырявили ее до самой кости. Лишь рванувшись изо всех сил, я сумел вырваться. Больно было ужасно, к тому же боль эта ощущалась не в самом месте укуса, а отдавалась в ране, что было гораздо хуже. «Это известное явление, – сказал фельдшер, не потерявший спокойствия. – После смерти челюсти людей еще по инерции щелкают. Это не значит, что они живы; нужно просто под ноги смотреть, а то вот так механически сомкнувшись они могут причинить большой вред». Я теперь и не знал, верить ли ему, но предпочел поверить – уж очень хотелось. Хотя меня смущало то, что никогда прежде я не слышал о подобном явлении.
«Ну, вот мы и пришли, – сказал он между тем. – Теперь я вас оставлю». «Но мы приближаемся к железнодорожной станции, а никакого госпиталя тут и в помине нет» – недоуменно сказал я, опасаясь, что он просто решил меня бросить. «А это и есть госпиталь, – сказал он. – Принюхайтесь!».
Действительно, в воздухе стоял сильный запах медикаментов, но я никак не мог взять в толк, как госпиталь помещался в таком маленьком строении. Это была обыкновенная железнодорожная платформа – видимо, конечная: пути от нее шли только в одну сторону, и то заброшенные. Станционное здание, сложенное из кирпича, было маленьким, одноэтажным: здесь едва хватило бы место на билетную кассу и каморку диспетчера, какой там госпиталь. Оставшись один, я подошел к строению и несколько раз обошел вокруг него, пытаясь понять, как мне проникнуть внутрь: никакого входа тут не было, единственная железная дверь была заперта на массивный висячий амбарный замок и имела такой вид, словно к ней уже лет пять никто не прикасался. «Эй, есть тут кто-нибудь?» – крикнул я, но никто не отозвался. Мое поведение привлекло лишь внимание стаи собак, которые бродили около станции, поедая мертвечину: с каждым моим очередным обходом вокруг строеньица за мной увязывалось все больше их – сначала одна, потом две, потом три, а теперь уже шесть или семь. Я не на шутку перепугался: вдруг живая жертва для них привлекательнее мертвой, и они сейчас все разом набросятся на меня? От страха, не зная, что предпринять, я засунул руку в крошечное окошечко билетной кассы, и, продолжая звать людей, стал шарить внутри. Внезапно пальцы мои ткнулись в что-то теплое, изнутри раздались неясные приглушенные звуки, и вдруг я ощутил острую боль в ладони. Я поспешно выдернул ее из окошка. По ней струилась кровь: меня полоснули ножом, да так, что полпальца чуть не оттяпали!
Между тем снова появился второй фельдшер; он подозвал собак, и те отошли от меня. «Умные собачки, – сказал он. Даже среди мертвецов они съедают далеко не каждого. Выбирают все больше офицеров – их мясо вкуснее». «Посмотрите, что со мной сделали в вашем так называемом госпитале! – воскликнул я, не обратив внимания на эти слова, размахивая у него перед носом окровавленной рукой. – Это что, называется лечением?» «А вы чего ожидали? – спросил он. – Не надо было совать руки, куда не просили. Вы же видите, какой госпиталь тесный, места там очень мало, вполне возможно, что вы ткнули в доктора или больного. Вы могли помешать поведению хирургической операции, а то и сорвать ее!» «Но ведь в таком госпитале поместится от силы человек пять больных! – воскликнул я. –Непонятно, зачем было устраивать его в таком маленьком помещении». «Но ведь другого помещения просто нет» – резонно заметил фельдшер. «И как же я попаду туда?» – спросил я. «Никак. Вы не сможете, – сказал он. – Но это и не нужно. Вам все равно ничем не смогут там помочь, я же сразу сказал». «Значит я обречен?» – спросил я. «Да, – кивнул он. – Если хотите, я могу застрелить вас, чтобы вы не мучались». «Давайте» – сказал я. «Становитесь тогда лицом к стене, сложите руки на голове» – сказал он.
Я сделал так, как он сказал; достав оружие – старое охотничье ружье – он долго целился, но в конце концов угодил в стену, между моей головой и локтем. «Черт побери, – сказал он, руки дрожат, не так-то это просто, давайте еще раз». Я согласился, однако и в следующий раз он попал точно в то же самое место, что и в первый. «Вот напасть! – воскликнул он, отшвыривая ружье. – Наверное, сейчас ничего не получится, я слишком сегодня устал. Может быть, собаки загрызут вас?» «Хорошо» – согласился я. Тогда он подозвал одну из своих овчарок, огромную псину размером с добрую лошадь, и указал ей на меня пальцем. Она одним прыжком подскочила, подмяла меня и впилась зубами вертикально мне в виски, с хрустом протыкая кость. «Вот дела! – успел я услышать нервный смешок фельдшера. – Она откусила ему лицо!»
© artofvision
|
|
|
|
01.11.2011, 16:00
|
#4
|
Безнадёжный случай
Регистрация: 04.01.2011
Адрес: Смоленск
Сообщений: 532
|
Re: Рана
Жесть.Но в чем смысл вашей работы?Ведь ужасы для ужасов не пишут,это как дополнение к самой идеи.Вспоминая Э.А.По,Мери Шелли,того же Кинга...они,разве,писали для описания ситуации?Нет.Они работали ради ИДЕИ,великого замысла.А у вас в чем интрига?Что-то не понятой мною осталась эта работа.И литературный язык в некоторых местах удачный,но в основном весьма корявый.
|
|
|
|
01.11.2011, 22:47
|
#5
|
нянь
Регистрация: 08.06.2009
Адрес: За краем Ойкумены
Сообщений: 3,178
|
Re: Рана
artofvision, копирайт ставится в конце произведения. С Вашего позволения поправлю.
|
|
|
|
01.11.2011, 23:45
|
#6
|
Посетитель
Регистрация: 29.10.2011
Адрес: Москва
Сообщений: 15
|
Re: Рана
Цитата:
Сообщение от Ирина13
Жесть.Но в чем смысл вашей работы?Ведь ужасы для ужасов не пишут,это как дополнение к самой идеи.Вспоминая Э.А.По,Мери Шелли,того же Кинга...они,разве,писали для описания ситуации?Нет.Они работали ради ИДЕИ,великого замысла.А у вас в чем интрига?Что-то не понятой мною осталась эта работа.И литературный язык в некоторых местах удачный,но в основном весьма корявый.
|
Во-первых, ужасы очень часто бывают только ради ужасов. Взять любой современный фильм этого жанра, например)
Во-вторых, мне кажется, что мой текст не должен быть таким уж "жестким". Изначально я хотел, чтобы подчеркнутая нереальность и непоследовательность происходящего в нем как бы сглаживала общий эффект, указывала на то, что это только лишь абстрактная картина.
что касается общего смысла - наверное, он должен передавать какой-то ужас перед бессмысленностью жизни, который иногда чувствуется очень остро
Цитата:
Сообщение от grianatoly
artofvision, копирайт ставится в конце произведения. С Вашего позволения поправлю.
|
хорошо)
|
|
|
|
02.11.2011, 06:13
|
#7
|
Неприкаянный читатель
Регистрация: 04.06.2009
Адрес: Урай, ХМАО
Сообщений: 3,740
|
Re: Рана
Все ничего, но напрягло вот это:
Цитата:
Сообщение от artofvision
«Вот дела! – успел я услышать нервный смешок фельдшера.
|
Если ГГ загрызла собака, то как он может рассказывать?
А в остальном очень неплохо, впечатляет и запоминается.
|
|
|
|
02.11.2011, 16:13
|
#8
|
Посетитель
Регистрация: 29.10.2011
Адрес: Москва
Сообщений: 15
|
Re: Рана
Цитата:
Сообщение от Нильс-ойка
Если ГГ загрызла собака, то как он может рассказывать?
|
логично, конечно, но может же быть художественный вымысел)) вообще есть много произведений, где герой, от лица которого идет повествование, умирает в конце. Например "Москва-Петушки" (первое, что пришло в голову, без связи с моим текстом)
|
|
|
|
|
Ваши права в разделе
|
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения
HTML код Выкл.
|
|
|
|
Текущее время: 14:48. Часовой пояс GMT +3.
|
|
|
|