рассказ Идиот

[WallDeMart]

I

Я - идиот.


Вообще-то меня зовут Вова...
Идиотом меня называет мачеха, когда отца нет дома. Его часто нет дома. Он всё время работает. Чтобы заработать много денег.

Идиотом я был не всегда. Раньше у меня была мама. Но она умерла. Её убил какой-то маньяк три года назад. Папа долго пил. А потом появилась эта… Люська. И теперь мы живём втроём.

- Руки мой быстро и обедать!
- …
- Ты слышал меня? Особое приглашение требуется?
- …
- Чего ты там мычишь? Идиот, прости Господи…

Вот, слышали? Опять…
Я Люську никак не называю. Никак. Просто «ты». Это за «идиота» и вообще…

- Жуй тщательней, чего опять кусками глотаешь?
- …
- Чего молчишь-то? Скажи хоть – «вкусно, спасибо»… Нет, молчит! Разговаривать ещё не разучился?
- Нет...
- О, надо же! Соизволил вымолвить словечко! Ну давай, продолжай разговор!
- А когда я к бабушке поеду?
- На следующей неделе. Так что готовься давай!

Ура! К бабушке! Чего мне готовиться, я всегда готов!


Деньги, заработанные папой, тратились на люськины шубы и на постоянные турпоездки.
«Я тебе покажу мир…» - сказала Люська отцу, когда переехала к нам жить. Папа радостно кивал, а я удивлялся – чему радоваться-то? Люськины слова звучали точь-в-точь, как угроза вечно пьяной мамаши Серёжки Сафронова «я вам покажу кузькину мать!»

На время турпоездок меня сплавляли к бабушке в деревню. И неважно – были ли это каникулы или самый разгар учёбы. Люська работала в поликлинике, и липовыми справками я был обеспечен всегда.

Бабушка моя, Ольга Филипповна, мамина мама, была доброй. Немножко странной, но доброй. Боже, как от неё пахло! Хлебом, молоком, земляникой и жареной картошкой. Жарить картошку так, как жарила её моя бабушка, не умеет никто в мире! Я в этом уверен.
Когда из жаркого зева русской печи извлекалась огромная чёрная сковорода с ароматным картофелем, покрытым румяной корочкой, начинался пир. На весь мир. Горячая картошка, мягкий хлебушек и охлаждённое молоко от бабушкиной Зорьки – что может быть вкуснее? А землянику с молоком вы когда-нибудь пробовали?

- Чего расселся? Поел – кыш из-за стола! На вот тебе рубль, в магазин за сахаром сходи… Да не задерживайся нигде, чтоб я не беспокоилась… Район-то новый…

«Беспокоилась»...
Я с удивлением взглянул на Люську. Она беспокоится? Обо мне? Да не может такого быть…

А район и вправду был для меня нов. Мы переехали сюда неделю назад – отцу наконец-то дали квартиру в белой многоэтажке.

- Если бы не я… - заявила тогда Люська. – Сидел бы в своей однокомнатной до скончания жизни.

Не знаю точно – так ли это.
Но о том, что Люська закатила какой-то грандиозный скандал в профкоме завода, где трудился отец, я слышал. Весь двор шептался об этом. Целый месяц. А потом мы переехали. Несколько дней я ездил через весь город в свою старую школу на занятия. На гремучем трамвае. Пока не наступили каникулы.
После каникул придётся привыкать к новым одноклассникам...



***


- Эй, мечта дурдома, вали сюда!

Я остановился. Под раскидистыми ветвями боярышника на деревянных ящиках восседали четверо парней-старшеклассников и азартно резались в карты. В траве у них под ногами валялись две бутылки из-под портвейна.

- Иди-иди, фигали встал?
- Чё надо? – спросил я, осторожно приближаясь к гоп-компании.
- Чего-чего?… - теперь уже физиономии всех четверых с любопытством повернулись ко мне. - Ты как разговариваешь со старшими, чморик? А ну-ка, попрыгай!
- Зачем?
- Прыгай давай, не понял, что ли? Ногой помочь?
- Всё? - я пару раз подпрыгнул.
- Ты откуда такой взялся на нашей улице? Чего-то я тебя не припомню… - один из парней бросил сигарету и встал, потягиваясь.
- Это теперь и моя улица… Я в том доме живу.
- Ого… Сосед, значит… - парень криво усмехнулся. – Судя по авоське, в магазин собрался?
- Да.
- А мелочь почему не звенела, когда прыгал?
- У меня рубль… Вот… - я выудил из кармашка шортиков скомканную бумажку.
- Рубля нам много, а вот полтинник в самый раз… Ты в магазин зачем?
- За сахаром.
- Покупаешь полкило, на обратном пути отдаёшь нам сдачу… Понял?
- А как же…
- Нет, ты собираешься с нами дружить?
- …
- Ну вот. Давай мухой, одна нога здесь, другая там… Тебя как звать-то, мамкина радость?
- Меня Вова зовут… И я не мамкина… У меня нет мамы…
- А эта толстожопая коза, она тебе кто?
- Мачеха.
- Как в сказке прям… Я – Валерка, это – тёзка твой, Вовка Глумов, по-нашему – Глум, а это - братья Колобовы. Колобки… Усёк? Всё, Вован, давай, лети… Колосники горят…


***


- Завтра к бабушке поедешь… - отец выглядел уставшим. – Готов?
- Конечно… А вы куда?
- В Болгарию… Ну всё, спи давай… - отец встал, подошёл к двери и протянул руку к выключателю. – Слушай… А ты почему Люсю мамой не зовёшь? Ей обидно. Она заботится о тебе, готовит, стирает…
- Папа, ты чего такое говоришь? – я аж привстал на кровати. – Она же мне не мама…
- Ладно… А сдачу от магазина куда дел? Ты куришь?
- Нет… А сдачу потерял... Папа, а ты маму помнишь?
- …Помню… Спи…

А я уже начал маму забывать.
Я помнил её причёску, её руки, тепло её тела и запах. А вот лицо…

Я тихонько выбрался из кровати и на цыпочках прокрался в гостиную, где в коробке из-под обуви хранились все наши семейные фотографии.
Коробка лежала на полу. Перед ней с фотографией в руках прямо на полу сидел отец. Спиной ко мне.
Услышав шорох, отец резко обернулся. Готов поклясться, что в его глазах блеснули слёзы.

- Ты чего здесь? А ну, быстро в кровать, а то ремень возьму!

Ремня я боялся не очень – не сопляк ведь уже какой-нибудь… Но послушно развернулся и шмыгнул в свою комнату.

«Бабушка-а-а, привет! Завтра увидимся уже…» - радостно подумал я, засыпая.

/продолжение следует/

[WallDeMart]

II

Автобус в бабушкину деревню приезжал поздно. Ночью. Но мне было не страшно – дорогу к её дому я бы нашёл и с закрытыми глазами.

Я весело шагал по тёмным деревенским улицам, прислушиваясь к бреху собак и освещая себе путь маленьким фонариком, мудро захваченным с собой из дома. Почему в деревнях так темно? Темноту, казалось, можно было рассечь лучом фонарика. Как густой кисель ложкой.

Сзади послышался рокот мотоцикла. По сонным домам и заборам заметались отблески фар.
Я сошёл с узкой тропинки и обернулся, ожидая, пока мотоцикл проедет мимо. Не проехал. Остановился прямо передо мной, гневно фыркая и ослепляя ярким светом.

- Ты кто? – дерзкий мальчишеский голос из темноты.
- Я – человек, а ты? – рискнул я сдерзить в ответ, прикрывая рукой глаза от нестерпимо яркого света.
- А это что у тебя, спиннинг?
- Ммм… - я промолчал, крепче сжимая в руке новенький спиннинг, торжественно врученный мне отцом сегодня утром. Не видно, что ли?
- Дай посмотреть… - из темноты неожиданно вынырнул мальчишка чуть постарше меня.

Судя по тому, что мотоцикл всё ещё фыркал, старательно меня освещая, за рулём был кто-то другой.

- Посмотри… - я протянул спиннинг пацану. – Эй, ты куда?
- Щас... – раздалось из темноты. - Поехали!
- Куда поехали? Эй! А спиннинг? – ослеплённый, я бросился на выручку подарка. – Стойте!
- Приехал к кому? – другой голос. Мальчишеский, но более взрослый. Ломающийся.
- К бабушке… К Ольге Филипповне… Спиннинг отдайте, гады!
- Кто гады? Наваляем ведь ещё…– опять первый голос. – Поехали, Петруха…
- Отдай ему спиннинг…
- Ты чего? Поехали!
- Отдай, сказал! – звук невидимой в темноте затрещины прозвучал для меня, как музыка.

Я схватил протянутый мне из темноты спиннинг и облегчённо вздохнул – фара наконец-то отвернулась от меня, оставив в глазах медленно исчезающие круги. Движок мотоцикла взвыл и ночные хозяева деревни, умело развернувшись в узком переулке и обдав меня вонючим дымом, стали удаляться.

- Вовша? Ты чего так долго? – проворчал дед, отпирая калитку. – Я уж навстречу хотел идти.
- Да так… Воздухом дышал… - соврал я, с разбегу бросаясь на шею бабушке, стоявшей на крыльце.


***


Деревенское утро… Первыми, разумеется, просыпаются петухи. За ними собаки и коровы, провожаемые в стадо. Щелчки бича, хоровое мычание и истерично-обыденное "ку-у-да, зараза?" - так здорово...

Я сладко потянулся в кровати и открыл глаза. Крашеный деревянный потолок с ввёрнутым крюком для люльки… В люльке, подвешенной к этому крюку, когда-то качалась мама…
За перегородкой, у печи звякнул ухват. Бабушка! Когда она спит?

- Баболя, ты картошку пожаришь сегодня? – поинтересовался я, гремя металлическим соском рукомойника. «Баболя» - это нечто усреднённое между «бабулей» и «бабой Олей».
- Пожарю, пожарю…


***


- Ольга Филипповна! – в дверях возникла непонятного возраста женщина в ватнике и платке. – Помоги! Второй день не встаёт моя Пеструха…
- А зверетинар что? – так бабушка называла местного ветеринара.
- Руками разводит да матерится, ты же его знаешь… Христом-Богом молю, помоги…
- Да не реви ты, заполошная… Пойдём…

Бабушка лечила животных. Коров. Не часто и не всех. Но лечила.

Однажды мне даже посчастливилось наблюдать этот процесс. Он состоял из поглаживаний и нашёптываний. И всё. Как правило, коровы исцелялись от своих странных болезней. Но опять же не все. Время от времени бабушка, устало поднявшись с колен от очередной больной, строго говорила несчастной хозяйке: «Не жилица она, Клавдия. На третий день отойдёт.» Бабушка никогда не ошибалась. Поэтому обращались к ней в самых крайних случаях. Кому охота услышать такое про свою коровку?
Вернувшись домой после исцеления страждущих животных, бабушка долго не могла ничего делать. Она усаживалась на стул посреди горницы и отсутствующим взглядом смотрела на закопчённые иконы, висящие в углу под потолком. Иногда мне казалось, что она спит с открытыми глазами.

Кстати, Вовой меня назвали в честь старшего бабушкиного сына, маминого брата, погибшего молодым. На берегу замёрзшего пруда осталась лишь открытая школьная сумка, в которой Володя и носил те самые злополучные коньки…


***


- Вовша! Я покосы поехал смотреть, ты со мной? – спросил дед, одевая кепку.
- Конечно!

Мы неторопливо катили по деревне на дедовом мотоцикле «Иж-49» с ручкой переключения скоростей на топливном баке. Говорят, что модель этого самого мотоцикла мы слизали с трофейных немецких «BMW», состоящих на вооружении вермахта.

Старинные дома проплывали мимо, обдавая запахами. Здесь, похоже, пекут пироги... А здесь жгут что-то в огороде... А здесь, видимо, убирают навоз...

- Здорово, Кузьмич! – приветливо машут руками деду соседи. – Внучок приехал?
- Здорово! Он, старшой… Вовша!

- Здорово, Кузьмич! Никак – Володька с тобой?
- Здорово! Он самый…
- Вырос как… Жаних!

- Привет, Кузьмич! – весело скалятся у водоразборной колонки две стройные молоденькие барышни с коромыслами на плечах. – Куда собрался? Молодца-то оставь нам, старый хрыч!
- Эх, вертихвостки! Вот я слезу сейчас да коромыслом поперёк спины…
- Слезу… Езжай-езжай давай! Эй, красавчик, пойдём с нами! На сеновал али ишо куда…
- Шалавы… - ворчит дед, пряча улыбку.

- Кузьмич! Ты куда это? – неопрятного вида мужик с ружьём в руках у ещё более неопрятного дома.
- На Кудыкину гору…
- Дед, а чего он с ружьём по улице ходит? – кричу я деду в ухо.
- Да это Васька-бобыль… Ненормальный он… Накупит в городе патронов, потом выпускает свою овчарку в огород… Видал, какой огород у него? – полуобернувшись, отвечает мне дед на ходу.
- Не-ет!
- Лебеда одна… Выше тебя! Так он собаку в огород выпускает, садится на крыльцо и стреляет по ней… Где лебеда пошевелится… Изверг…
- ...Зачем стреляет? – я поражён до глубины души и не верю своим ушам.
- Да самогонка всё… Гонит, пьёт да стреляет… Вот его три дела в этой жизни… Так, нам направо… В лавку за хлебом заедем по пути.


Лавка - это деревенский магазин, а деревенский магазин – далеко не просто магазин.
Это место свиданий, это заповедник сплетен и слухов, это полигон для ребячьих игр. Очередь терпеливо ждёт, когда из пекарни привезут хлеб. Занял очередь и можешь не торчать в выкрашенном в скучный синий цвет торговом зале. Окликнут, когда очередь подойдёт... В общем, занял – и ищи себе компанию по интересам.

Вы бы знали, какой вкусный хлеб в бабушкиной деревне! О таких тонкостях его приготовления, как ручной замес и берёзовые угли, даже говорить не буду. Это понятно и так…


- Привет! – знакомый голос.

Я оглянулся. Передо мной, насмешливо склонив голову к плечу, стоял мальчишка. Тот самый, ночной. Покушавшийся на мой спиннинг.

- Привет… - ответил я без всякого энтузиазма.
- А ты не трус… - мальчишка лихо сплюнул под ноги. – Меня Ильёй звать…
- Володя. - я пожал протянутую руку.
- На рыбалку ходил уже?
- Нет пока…
- Завтра пошли? Я тебе Щурячьи ямы покажу. Там есть щуки… - Илья покрутил головой. - Вот с этот столб…
- С этот? Ну, ты и врать…
- Мажем? – снова протянутая рука.
- Чего?
- Ну... Спорим, что есть?
- Спорим…
- Завтра утром, в шесть. Я к вам зайду. Не проспи!


***


- Как ты там? – голос отца в телефонной трубке был тих, но как-то неестественно бодр.
- Я нормально! Как вы? – кричу в ответ. Ну и связь…
- Тоже неплохо. Люся тебе привет передаёт.
- М-м-м… Угу.
- А ты ей передать не хочешь?
- Передай…
- Что? Не слышу! Погоди, она сама что-то хочет сказать…

Этого ещё только не хватало.

- Ну, здравствуй! Ты бабушке деньги отдал?

Ох, ё-моё… Забыл! Сатиновый конвертик с деньгами пришит к моим джинсам изнутри. Чтоб не потерял. И не украли.

- Передам сейчас…
- Вот здорово! Ты же уже два дня там! Нет, Владимир, ты всё-таки идиот!... Чего?... Если это правда… И не выхватывай у меня трубку!
- Вова! – голос отца. – Ты там руки мыть не забывай. И в пруду часами не торчи!
- Ладно! Ну всё, пап, мне пора, ждут меня! Пока!
- Пока…

/продолжение следует/

[WallDeMart]

III

Вы знаете, какие в деревнях грозы?
Полное ощущение, что от следующего раската грома дом раскатится по брёвнышкам. Может быть - отсюда и само слово "раскат"?


Мы втроём – я, Илюха и Светка Огибенина, наша соседка, сидим в уютных сенках светкиного дома и листаем журналы «Нива» и «Русскiй паломникъ», обнаруженные нами в огибенинской кладовке. Журналов много. Целая стопка.
Мы читаем вслух самые смешные на наш взгляд фразы из этих старинных журналов и хихикаем.

- «Роскошный каталогъ семян семеннаго депо Ю.К.Роте въ Одессе. Магазинъ по Преображенской улице. Угол Дерибасовской, в доме Менделевича.»
- «Врачъ желаетъ купить хуторъ или усадьбу въ деревне. Условiя: южная полоса Россiи; почта не далее 5 вёрстъ, врач не ближе 15. За указанiе такого места при покупке 200 рублей.»

За окнами бушует отчаянная летняя гроза. Всё сверкает, гремит, гнётся от шальных порывов дикого ветра и вообще выглядит довольно жутковато... А нам хорошо. Мы сидим втроём на старинной кровати и хихикаем.

- «Капсюли дезодоратъ. Для уничтоженiя зловонiя въ комнатахъ, детскихъ, спальняхъ и т.п.»
- «Если вы играете на рояле или поёте и желаете получить безплатно декабрьскiй номеръ , то подпишитесь ещё до Новаго года на «Нувеллистъ» - нотный журналъ для фортепiано и пенiя.»
- «Ювелиръ К.И.Бокъ, бывшiй бюлеръ. Изготовляетъ ордена, знаки учреждений всех ведомствъ и жетоны.»
- «Урбана – безвредная краска для волос и бороды! Безъ ляписа!»

Что такое «бюлеръ» или «ляписъ» мы, конечно, не знали. Но нам всё равно было весело. Мы сидели, соприкасаясь руками и бёдрами, ощущая тепло друг друга. Никаких дурных мыслей в голове не было. Это просто было так приятно и волнительно!


Бабах!


Нет, это слабо сказано.
БАААААААААБААААААААААХ!


Нам показалось, что дом подпрыгнул. А может – так оно и было. Запахло чем-то невкусным и угрожающим. Мы переглянулись, уронили журналы на пол и бросились в дом.

На пороге горницы мы ошарашенно остановились. Дядя Коля, Николай Огибенин, светкин отец, сидел на диване, тупо глядя куда-то вдаль, а в руках его горела (!) развёрнутая газета.

Дело в том (как мне объяснил потом папа), что провод для заземления телевизионной антенны обладал огромным сопротивлением… Не поняли?
Смотрите...
Антенный толстый кабель заходит в дом с крыши. От антенны. И приходит к телевизору. А поскольку грозы в деревне не редкость, в каждом доме есть заземление антенного кабеля. Это такое же гнездо, как в телевизоре, только на стене. И провод от этого гнезда уходит в землю. А по этому проводу туда же уходит ток. Так вот, у дяди Коли это провод был тоню-ю-ю-сенький...

Когда началась гроза, дядя Коля выключил телевизор, выдернул антенный кабель и вставил его в гнездо на стене. Всё по правилам. Потом он взял газету и уселся на диван как раз напротив телевизора почитать.
И в этот момент в антенну жахнула молния!

Молния – это… Ну, я точно не знаю, но думаю – это тыщи вольт. А может – миллионы. Или ещё больше... И вот эти самые миллионы не смогли протиснуться в землю по тонюсенькому дядиколиному проводу, начали глупо толкаться и расплавили заземление вообще. И из гнезда на стене обиженно жахнула вторая молния. Прямо в электросчётчик, который у Огибениных находился над диваном.
От счётчика осталось только основание, прикреплённое к стене. А газета загорелась оттого, что, наверное, молния её слегка задела. Краешком.


Светка опомнилась первой. Она вырвала из рук дяди Коли газету и бросила её на пол. Под подошвами светкиных тапок противно хрустели какие-то колёсики и пружинки из разлетевшегося по всему дому счётчика.

Николай Огибенин начал что-либо соображать и разговаривать где-то часа через два. А слух к нему вернулся вообще только через неделю.


***


- Баболя, а ты грозы боишься? Я после дядиколиного случая начал её бояться, а ты?
- Боюсь, Володя.
- А я видел, что ты что-то шепчешь, когда гроза. Ты с кем разговариваешь, с грозой?
- С Боженькой…
- О чём?
- Молю, чтобы он вам зла не причинил…

Я пристыженно умолк. Я думал – люди молятся только о себе, оказывается – нет.

- Баболя, и как? Ну, в смысле… Ну, он тебя слушается, Боженька?
- Да. Раз пока ничего не случилось…
- А он всё может?
- Да. Всё.

- А он маму может вернуть?

Бабушка внимательно взглянула на меня льдисто-голубыми глазами, а потом перевела взгляд на иконы.

- Нет, Володя… - тихо, но твёрдо сказала она. – Маму он не вернёт.
- Почему? Он же всё может!
- Не затем он маму призвал к себе, чтобы потом выгонять. Приглянулась ему твоя мама. Нуждается он в ней.
- Баболя… - ахнул я от столь вопиющей несправедливости, к тому же почему-то поддерживаемой бабушкой. - Но ведь мне-то она тоже нужна! А обо мне он подумал? А о тебе? Ведь это дочка твоя!
- А она рядом с тобой, ты не волнуйся. – бабушка вновь пристально посмотрела на меня.
- Как это - рядом? – я оглянулся, а потом улыбнулся бабушке. – А, понял, шутишь…
- Это не шутка, Володя. – бабушка встала и прошла рядом, обдав меня хлебно-карамельными запахами. – Я её вижу.


***


- Вовша, тут такое дело…

Я оторвался от вкусного куста крыжовника и вприпрыжку подбежал к деду.

- Что, дед?

Дед внимательно разглядывал свои картофельные плантации. Я взглянул туда же. Ого! Целых два рядка молодой картошки были выкопаны. Выкопаны нагло и неаккуратно. Всюду беспорядочно валялась ботва и виднелись следы сапог.

- Это кто выкопал, дед?
- Не знаю пока.
- Украли? Дед, а как можно в деревне друг у друга картошку воровать? Ведь все же сами садят!
- Не все, видимо… Вот что, Вовша… Иди на улицу, к воротам, там играй. Когда увидишь, что Васька-бобыль идёт, сразу мне скажешь. Помнишь, мы его видели?
- Помню… Дед, ты думаешь – это он?
- Иди… На улицу…

- Дед! Дед! Он идёт! Пьяный опять!
- Да он тверёзым и не бывает. Спасибо, Вовша.

Я опять выбежал к воротам и стал с интересом наблюдать за медленно приближающимся Васькой.

Вышел и дед. Ого! Что это? В руках у деда была самая настоящая винтовка!!! Трёхлинейная!!! Я Вам точно говорю, я в этом разбираюсь!
Дед, словно не замечая меня, застывшего от благоговения, уселся на лавочку у ворот и принялся преувеличенно деловито чистить винтовку.

- Здорово, Кузьмич… - промычал Васька и громко икнул. – На охоту собрался?
- Да, хочу пострелять по зверушкам… Двуногим… - дед поднял винтовку и посмотрел сквозь ствол на солнце. – Которые картошку повадились жрать у меня на огороде…
- Кузьмич, ты это… - Васька опять икнул. Мне же показалось, что он сразу как-то протрезвел. Во всяком случае – взгляд его стал гораздо менее мутным. – Ты это…

Васька, не закончив фразу, побрёл дальше. Дед посмотрел ему вслед и встал с лавки.

- Пойдём, Вовша. Никуда больше не денется наша картошка…
- Дед, а дед… А откуда у тебя винтовка? Ух ты, как новая… Дай подержать…

Я обалдел от восторга, ощутив в руках тяжесть настоящего боевого оружия. Вот это да!

- Дед, а она заряжена?
- Нет, конечно. Разве я б тебе заряженую дал?
- А откуда она у тебя?
- Так… Запасы… - дед усмехнулся. – Тут такое творилось у нас… Потом расскажу. Посмотри-ка лучше, кто это там, в конце улицы?

Я обомлел. По направлению к нашему дому шла Люська!


- Ольга Филипповна, я тут консервов привезла разных…
- Баболя! Я на рыбалку! – заглянув в дом, крикнул я.
- Кто ж среди бела дня рыбачит? – бабушка улыбнулась. – Иди-иди…


***


Когда на закате я заявился домой, Люська всё ещё была там. И чего сидит? Отдала бы консервы свои да уматывала бы домой…

- Володя, проводи Людмилу… - бабушка сказала это таким тоном, что я даже вякнуть не посмел.

Всю дорогу до автобусной остановки я молчал, сбивая подобранным прутиком головки ромашек. Люська болтала без умолку, рассказывая мне про Болгарию.

Автобус уже стоял на остановке. Мы остановились у открытой двери.

- Ну всё… - сказала Люська, как-то виновато улыбнувшись. – Поеду я…
- Пока… - я уже почти развернулся, чтобы отправиться домой.

Люська остановила меня, мягко ухватив за руку.

- Скажи, Владимир… За что ты меня ненавидишь?
- Я не…
- Не ври мне, пожалуйста…
- …А чего тебе надо? Откуда ты взялась? Оставь нас вдвоём с папой! Слышишь? Нам вдвоём лучше… - я умолк. Как давно я хотел сказать ей это! Но запал, с которым я начал говорить, вмиг куда-то улетучился.

Люська долго смотрела на меня. Её подбородок начал едва заметно дрожать.

- Идиот… - плаксиво вымолвила Люська и кинулась в автобус.

/продолжение следует/

[WallDeMart]

IV

- … А родители моих родителей жили на Украине. Неплохо жили. Но тут беспорядки крестьянские случились вроде… Да, восстания всякие… Сожгли имение-то, разорили… - дед пошевелил кочергой дрова в камине. – А тут гонцы от Демидовых. Поехали, мол, к нам, на Урал... Золотишко мыть. На золоте спать будете, с золота есть…
- И поехали?
- Поехали, отчего ж не поехать, коли посулы таковы… И вправду зажили неплохо. Дед мой в конце концов горным мастером стал, а отец на прииске золотом… Начальником драги!
- Чего-чего начальником?
- Драги… Это машина такая золотомоечная. Огромная… Видал - у нас по реке и по пруду островки повсюду? Её работа, драги… - дед замолчал. В его глазах прыгали отблески пламени, похожие на солнечные лучики, отражённые золотом.

- А потом?
- А потом власть пришла. Серьёзная. Советская. В кожаных тужурках и с маузерами… Мне годиков семь было. Приставили они маузер к моей голове и говорят отцу: «Отдавай золотишко, которое у буржуев наворовал-припрятал… А не отдашь – порешим мальца!» Меня, то есть…
- Отдал?
- Да откель у него? Хитрить и воровать себе дороже было. Честный он был, отец… Увели его тогда… И больше я его не видел…
- А винтовка откуда, дед?

- А ну, спать, полуночники! – в дом вошла бабушка. – Кто-то на рыбалку по зорьке собирался…
- Де-ед, расскажи…
- Потом расскажу. Слыхал, что бабушка сказала? Иди спать…


***


Наконец-то я попал на эти самые Щурячьи ямы. Щук «как тот столб» здесь, конечно, не оказалось. Но поразительные экземпляры всё же попадались.
Одну я чуть не поймал. Руками. Она, почти двухметровая, с уже позеленевшей от возраста спиной, грелась на мелководье. У берега. Я, думая, что это бревно, зашёл в воду и уже наклонился было с целью его вытащить и приспособить для каких-нибудь наших походных нужд, как «бревно», лениво шевельнув хвостом, ушло в глубину. Моё изумление надо было видеть…

- … Вот поймать бы такую! – настраивая спиннинг, восторженно поведал я об увиденном Илье и его старшему брату Петрухе.
- Зачем? – захохотал Петруха. – Пусть живёт. Её всё равно есть невозможно. Как резина…
- А ты пробовал?
- Конечно… А не веришь мне – у бабушки своей спроси. Она всё знает... Колдунья она!


***


- А ты кем хочешь стать, когда вырастешь? – спросила меня Светка Огибенина, умело насаживая наживку на крючок.

Мы, болтая в воде ногами, сидели с ней на влажном деревянном плотике, где местные бабы периодически полощут бельё, загорали и таскали ершей. Ерши были глупые и жадные. Они не боялись даже шума от наших болтающихся в воде ног. Мы поймали их уже около сотни. Большой проволочный садок был почти полон. Снизу под садком, если его поднять, висела длинная сопля слизи. Говорят – в этой слизи и есть тот самый шикарный ершовый вкус.

- Не знаю… Лётчиком…
- А я актрисой… Мы, кстати, уезжаем скоро. В Ленинград… Насовсем.

Я как-то обиженно посмотрел на Светку. Расставаться было жаль. Мы так подружились… Она решительно встряхнула своими огненно-рыжими волосами и прищурила хитрые зелёные глаза:

- Ты мне писать будешь?


***


- Да какая я колдунья? – рассмеялась бабушка. – Разве я похожа на колдунью?
- Не знаю…
- Глупости это всё. – бабушка помолчала, словно вспоминая что-то. - Ты, Володя, лучше мне скажи, что за отношения у тебя с Людмилой?
- С какой Людмилой? А, с Люськой, что ли?... Никакие…
- Какая она тебе Люська? – строго взглянула на меня бабушка поверх очков. – Как минимум – Людмила. А лучше – Людмила Ивановна!

Я хмыкнул.

- И не усмехайся, ничего смешного! Отца бы пожалел, долго ему ещё разрываться между вами?... Любит она его, любит, понимаешь? – бабушка грустно вздохнула, быстро сняла очки и зачем-то стала их старательно протирать фартуком. – Мужику без бабы нельзя… Мужик без бабы – оболтус…
- А я – мужик?
- Конечно… - бабушка улыбнулась уголком рта. – У тебя же есть баба… Баба Оля… Я…

V

- … А ещё там привидения водятся… - Илюха даже голос понизил и оглянулся.
- Ха-ха-ха! – раздельно и выразительно произнесла Светка. – Илья, ты же старше нас с Вовкой, а в сказки веришь…
- Я вам точно говорю!


Мы шли к заброшенному огромному дому на самом краю деревни, стоявшему особняком. Зачем? Не могу сказать точно. Илья предложил исследовать его, а мы со Светкой не отказались.

Тёплый ветерок шевелил нам волосы на затылках, всё выше и выше подбрасывая маленького голосистого жаворонка в небе. Начавшие золотеть колосья приветливо покачивались нам навстречу. Река, петляющая среди гор, рассыпалась на сверкающие серебряные блики.

Ого! Даже в разгар солнечного летнего дня эта двухэтажная махина пугала одним только своим видом. Может - Илюха не врал про привидения? К тому же метрах в пятидесяти за домом начиналось старое деревенское кладбище... Какие мрачные ёли росли на этом кладбище... Они походили на грозных часовых умерших душ. С плеча одного часового на плечо другого время от времени молча перелетали угрюмые чёрные вороны.


Продравшись через буйно-колючую малину и забравшись внутрь, мы замерли в изумлении. Внутреннее устройство дома напоминало горячечное произведение сумасшедшего архитектора – какие-то несуразные полуразрушенные лестницы, комнатки – комнатки – комнатки, с окнами и без…
В каждом углу красовались кучи хлама и тряпок. Среди тряпок тут и там виднелась военная форма без знаков различия.


- Илья, а что раньше было в этом доме? - спросил я, озираясь.
- Не знаю я... Сколь помню - он всегда такой... Ух ты! – Илья уже тащил из недр одной из таких куч небольшой зелёный ящик. Щёлкнув, откинулась крышка. В ящике лежали гранаты.

- Ничего себе… - пробормотала Светка, осторожно беря в руки одну из них за деревянную ручку. – Это настоящие или учебные?

Светка с любопытством осмотрела гранату и вдруг выдернула чеку.


Грубо оттолкнув Светку в угол, я выхватил у неё гранату и выбросил её в окно. Дом тряхнуло.

Последнее, что я увидел – широко раскрытые в изумлении светкины изумрудные глаза и падающую сверху на меня чёрную полусгнившую балку.


***


Белый потолок… Белые стены… Я осторожно повернул голову. Положив руки на тумбочку, а голову – на руки, рядом с моей кроватью, сидя спала… Люська!

- Пришёл в себя? Ну и славненько… - шёпот с другой стороны. Поморщившись, я опять повернул голову.

Пожилая медсестра стояла рядом и поправляла моё одеяло.

- Ты её не буди… - зашептала медсестра. – Умаялась, сердешная… Три дня от тебя ни на минуту не отходила… Пусть спит… А я пойду. Доктору доложу.

Медсестра на цыпочках вышла из палаты. Я опять посмотрел на Люську. Её белокурые волосы покрыли тумбочку лёгкой паутиной, а на щеке остался след от наручных часов.

Осторожно освободив из-под одеяла руку, я поднёс её к люськиным волосам и… погладил…

Люська вздрогнула и проснулась. Она с удивлением воззрилась на меня. Какие у неё, оказывается, синие глаза…


- Вовка! Очнулся, Вовка! Нет, ты всё-таки иди... Нельзя же так нас мучать… Отец чуть с ума не сошёл… Ты прости, пожалуйста, что я уснула здесь…
- Здравствуй… - прошептал я.
- Вовка! Как же… - Люська быстрым движением утёрла слезинку, бегущую по щеке. – Тебе девочка звонила какая-то. Вроде – из Ленинграда. Кстати, мы с отцом осенью туда собираемся… Поедешь с нами? Ой… Ты лежи… Поправляйся. Я побежала отцу звонить…

Я молча смотрел ей вслед...

Помните, в начале я сказал, что я - идиот?

Разве не так?

/окончание следует/

[WallDeMart]

P.S.

Бабушку Боженька забрал к себе в 1996 году. В июне.


Мы с двоюродным братом Серёжкой приехали в деревню на следующий день.


Бабушкин гроб стоял посредине чисто убранной горницы. Вокруг мрачнели родственники, наши с Серёжкой дядья, их жёны и разом как-то сдавший дед. Во дворе сидели и тихонько судачили бабушкины подружки, такие же бабушки.

- Что, Егорьевна, завтра провожать-то будем?
- Нет, Климовна. Слышала, что Мишка сказал, старший-то Филипповны? Вера, младшая дочь, из Москвы не успевает приехать до завтра. Сказал – надобно дождаться.
- Ай-ай-ай…
- Сергеевна, ты пирогов не настряпала ещё?
- Нет, завтра уж займусь, раз такое дело...
- А у меня компот готов. Окрошку кто крошит, девки?
- Дык Егорьевна…
- Помню. Сроблю, сроблю…

Так было заведено. В случае смерти одной из подруг остальные помогали, чем могли. По крайней мере – от кулинарных забот безутешных родственников они освобождали полностью.



Ночевали мы в соседней с бабушкой комнате. Страшно не было. Нисколько. Было обидно за бабушку и безумно жаль её, хотя мы прекрасно понимали – той жизни, которую прожила она, с лихвой хватило бы на троих.


***


Утром я проснулся не от пения птиц, а от какого-то странного шума. Завывал ветер в трубе.
Я тихонечко подошёл к окну и выглянул на улицу. Попытался выглянуть. Не получилось – оконное стекло было сплошь изрисовано ледяными морозными узорами.

- Что за шутки? – пробормотал я, расцарапывая дырочку во льду.

Картина, открывшаяся моему взору, слегка склонила меня к мысли, что я всё-таки идиот. На улице шёл снег! И не просто шёл, валил! Валил огромными липкими хлопьями. Угрожающе накренившиеся столбы с трудом удерживали провода, больше похожие на канаты, по которым мы лазали в школьном спортзале. И ветер… Ветер словно сорвался с цепи.

- Ничего себе… - пробормотал я, переводя взгляд на тоненькую ветровку и летние туфли со сплошной вентиляцией, в которых я приехал вчера. – Серёга, вставай! С новым годом!

Это была та самая знаменитая буря 1996 года, следов которой до сих пор полно в наших лесах. Но мы-то об этом не знали!
Я ухватил трубку телефона с мыслью позвонить домой и предупредить, что задержусь. Бесполезно. Трубка даже не хрюкнула в ответ. Провода давным-давно были оборваны.



О том, как мы с Сергеем, облачившись в телогрейки и болотные сапоги, таскали от соседей все эти компоты-пироги, утопая по пояс в снегу, о том, как мы потом добирались до ближайшего города, рассказывать можно было бы долго… Речь не об этом.


***


Хоронили бабушку на следующий день. На санях! В июне!

С трудом добрались до кладбища, отворачиваясь от липкого снега, бьющего в лицо и с трудом удерживая беснующуюся лошадь. Быстро очистили от снега могилку, уже полностью занесённую.

- Серчает Он… - шептались за спиной старушки-подружки. – Не по-христиански получилось… Вера-то так и не прилетела из Москвы… Нелётная погода у нас… Зря день лишний ждали…
- А ну, перестаньте! – прикрикнул на них дядя Миша.



Гроб медленно опустился в могилку. И в эту секунду все, кто был на кладбище, удивлённо подняли к небу глаза – свинцовые тучи стремительно разлетались в стороны, словно где-то там, наверху, включили огромный вентилятор. Впервые за последние дни показалось солнце. Жаркое солнце, как-никак – июнь… Сугробы, закачавшись, принялись оседать прямо на глазах. На деревьях робко зачирикали ошалевшие от пережитого птицы.

- Ого… - пробормотал мой наивный братец Серёжка, скидывая дедову телогрейку. – Никогда бы не поверил, что такое бывает… Как так, Вовик?
- Не знаю… - я пожал плечами.
- Глянулась Ему Филипповна, вот и весь сказ, Вовша… Пойдёмте, помянем, как полагается… - обняла нас с братом старенькая Нина Егорьевна, лучшая бабушкина подруга. – Э-эх, когда же Он меня-то приберёт?



*****


У каждого человека есть Ангел-хранитель. Должен быть. И не один...

Я уверен, что мои Ангелы – моя любимая бабушка Ольга Филипповна. И мама...

По крайней мере – я очень надеюсь на это…


© WallDeMart

[grianatoly]

Хорошо написано, качественно. Живые образы. И сюжет, вроде бы, незамысловатый, а не отпускает до самого конца рассказа.
По оформлению: копирайт в каждом топике ставить не обязательно - достаточно одного в конце. Когда произведение представлено на нескольких топиках, в конце авторского текста желательно делать пометки /продолжение (окончание) следует/.

[WallDeMart]

Сообщение от grianatoly

По оформлению: копирайт в каждом топике ставить не обязательно - достаточно одного в конце. Когда произведение представлено на нескольких топиках, в конце авторского текста желательно делать пометки /продолжение (окончание) следует/.

Спасиб. Буду знать.

С уважением,

[Нильс-ойка]

Сообщение от WallDeMart

горячечное произведение сумасшедшего архитектора

Горячечным может быть действие, а к предмету это определение вряд ли применимо.
Рассказ очень понравился.
WallDeMart,

[WallDeMart]

Сообщение от Нильс-ойка

Горячечным может быть действие, а к предмету это определение вряд ли применимо.
WallDeMart,

Признателен за внимание.
Что касается "горячечного", пусть это будет что-то типа новояза a-la Оруэлл. ))
С уважением,

[Донна Юлява]

Мне тоже очень понравился расказ: и по смыслу, и по стилю. Отменно получилось. Ждём ещё от автора хороших рассказов.