Без музыки жизнь была бы ошибкой. (Фридрих Ницше)
У Роберта Шоу как-то спросили:
- Какая разница между хорошим хормейстером и плохим?
Последовал ответ: - Хороший хормейстер держит партитуру в голове, а плохой - голову в партитуре.
Закончив весенне-полевые работы в своём огородном хозяйстве и собравши чемодан, который местные из-за внушительных размеров называют «мечтой оккупанта», я отправилась в Россию. Поездка оказалась неожиданной, также как и жесточайший радикулит, начавшийся две недели назад и сопровождавший меня всю дорогу. Литва проводила дождями, холод и дожди сопутствовали мне в пути. В Казани нас встретило сияющее солнце и друзья, которых я не видела почти год. Меня слегка покачивало после долгой дороги, рассеянно улыбаясь и не успевая отвечать на вопросы, пыталась переключиться на темп суматошной городской жизни, особенно суматошной после деревенской идиллии, где рядом ходит аист «Гага» и соседка, с которой едва ли перекинешься парой слов за весь день.
Город весь был начинен электронными автоматами и машинами, которые ездили, где попало, ставились, куда попало, вытесняя людей и цветы, обычно сажаемые вдоль тротуаров и в палисадниках. Но как говорится: «И «смог» отечества нам сладок и приятен!»
Поездка моя отчасти была связана как раз с этими электронными терминалами, через которые мне надо было решить кое-какие бюрократические проволочки в ОВИРе. Очередь в Интернете давно вышла за пределы допустимых сроков, поэтому мне ничего другого не оставалось, как стать в «живую» очередь в шесть утра, чтобы получить талончик в терминале. В восемь утра вся толпа в 150 человек хлынула к терминалам, последние, как самые наглые и ленивые оказались первыми. Меня сдавили, почти задушили, у меня не было сил ни выбраться из толпы, ни пробиться к терминалам. Пока я так безнадежно колыхалась в людской массе, чья-то сердобольная душа вытащила из кармана мой паспорт, ввела данные в терминал и сунула мне скомканный талончик. Я, почти не веря в удачу, развернула листочек и испытала повторный шок – тип паспорта был указан неправильно! Понимая безнадежность ситуации, зная, что на следующий день могло повториться то же самое, кинулась к какому-то сотруднику за пояснениями. От меня отмахнулись, более того мне было сказано почти следующее: «Катитесь в свой Израиль!» Тогда я начала кричать. Плохо помню, что говорила. Что-то о том, что это безобразие - душить людей в очереди и о том, что не в Израиль я еду, а смотреть детей в Литву. Кажется, надо мной сжалились, дали телефон начальника отделения. Безуспешно пыталась дозвониться в течение получаса. Разъяренная, рванула дверь в служебное помещение и, хотя вход был по электронным картам, дверь поддалась. Так открывая одну за другой двери, дошла до кабинета начальника отделения. Высокий брюнет, больше похожий на актера Голливуда, чем на канцелярского работника, замахал на меня руками, закричал, что мешаю работать, и как вообще я попала сюда!
Рассказала об утреннем происшествии. Он нашел в компьютере мои данные. Спросила, нельзя ли ускорить оформление. Так спросила, наудачу. Сначала: «Нет-нет-нет, только через месяц и через ФСБ» Потом, ситуация как-то переломилась. Меня вдруг начали величать по имени-отчеству. Спросили, а как скоро мне это нужно. Я, не веря своим ушам, пролепетала: «Хотя бы через две недели». Когда предложили придти через три дня, я еще раз испытала потрясение, но только теперь от радости.
Вот такая история с «электронизацией» в Казани. А всего-то-навсего для решения проблемы надо было поставить охранника у входа, чтобы он пропускал по очереди к терминалам.
Но не об этом хотела я рассказать. Это так, к слову пришлось…
Подарила мне подруга билет на концерт духовной музыки хора Сретенского монастыря. Удивила цена билетов, не по-монашески дорогая. Мы с подругой отправились на концерт загодя, надеясь побродить по площади Свободы, на которой и находился концертный зал им. Салиха Сайдашева. Сев на троллейбус, через остановку оказались в пробке; идя пешком и, перегоняя воющий поток машин, успели к самому началу.
Вошли в зал, когда он уже был переполнен, стояли стулья в проходах, между рядами. Главное украшение концертного зала - роскошный орган всемирно известной голландской фирмы, по отзывам зарубежных гостей – один из лучших в Европе. Аскетическая простота интерьера, плафон зала, расписанный по мотивам древних татарских орнаментов, вполне гармонировали с хрустальными люстрами, по форме напоминающих купола мечетей. Публика, одетая в основном неброско, женщины - в юбках, у многих на голове - платок или шарф. Я, стесняясь своего брючного костюмчика, явно не приличествующего обстановке, плюхнулась в кресло. Никогда не была любительницей хорового пения, тем более в исполнении монахов. Когда на сцену вышли монахи в обычных, как мне показалось, даже заношенных костюмах, в очередной раз пожалела о потерянном времени.
Пожалела, пока они не запели…. Стихиры, тропари звучали один за другим. В чём было колдовство, то ли в удивительных голосах, то ли волшебная акустика зала, настраиваемая на исполнителей, но мне показалось вначале, что заиграл орган. Такого мощного, красивого пения я никогда не слышала. За пультом органа никого не было, пели они a cappella.
Я подалась вперед, жадно ловила звуки. Впереди сидела женщина, ухоженными ручками лениво массировала подбородок, когда зал зааплодировал, она продолжала постукивать пальцами по подбородку. Бывают же такие… окаменелые души.
Регент хора Никон Жила объявил о светской части концерта. Зазвучали знакомые песни нашей юности: «Амурские волны», «Прощай, любимый, город!» Солирующий баритон Михаила, сменял тенор другого солиста, тоже Михаила. Небесной красоты голоса!
Когда запели «Эх, ты степь широкая» я уже не могла сдержать слёз. Слезы текли, унося печаль и боль, очищая душу. Я забыла все свои обиды, простила всех своих недругов… почти всех. Теперь точно знала, что надо сделать, чтобы спасти Ричку. Надо чтобы он просто послушал Сретенских монахов. Может тогда перестанет убегать из дома, проснётся от сна, в котором постоянно пребывает, начнет улыбаться и жить, как обыкновенный мальчишка его возраста.
Смотрю и… вдруг, женщина впереди, забыв о своём подбородке, привставши, аплодирует певцам.
Зал долго не отпускал певцов, овации звучали до тех пор, пока хор не перепел многие песни из своего репертуара, пока не устали певцы петь, а зрители аплодировать.
Вот так произошла моя встреча с хором Сретенских монахов. Кстати в переводе «Сретенье» со старославянского означает «встреча». В конце XIV в Москву из Владимира привезли икону Богоматери, благодаря которой по преданию произошло чудесное избавление Москвы от нашествия Тамерлана. В честь «встречи» иконы - «сретенья» и был основан в Москве Сретенский монастырь.
Можно много говорить о музыкальных особенностях хорового пения, о правильности цепного дыхания и цезуры, о значимости тесситурных условий пения, но разве можно выразить музыку словами. Как объяснить, что австралиец плачет на концерте Сретенских монахов, говоря, что так душевно могут петь только русские. Может это тоже одна из загадок таинственной русской души.
Моя внучка вдохновенно вторит пению: «… С нашим атаманом не приходится тужить», не зная почти ни одного слова. Почему литовцы, прошедшие ссылку в Сибири, каторжный труд на рудниках и лесоповале, вернувшись на Родину, поют именно русские песни. Каждый день по радио раз десять слышу слово «оккупанты», а за окном чаще звучат именно русские песни.
Не верю в то, что физическая красота спасёт Мир, более того, часто убеждаюсь в обратном, но в спасительную силу пения Сретенских монахов я поверила на всю жизнь.
(C) Lanagai
